Вирга осторожно откинул одеяло, встал и покачнулся, оглушенный внезапным приливом крови к голове. Когда головокружение прошло, он подошел к выходу из палатки. Снаружи стоял потрепанный джип с лобовым стеклом в паутине трещин. Над огнем жарилось на вертеле не то мясо, не то какая-то птица. Вирга хотел уже выйти из палатки, когда в его поле зрения появился высокий худощавый человек в широкополой шляпе и охотничьей куртке с множеством карманов. Он нагнулся и стал подкладывать в костер прутья и ветки из принесенной им охапки, затем занялся мясом. Вирга прищурившись смотрел, как он поворачивает вертел, чтобы мясо не пригорело, а потом садится у огня, подобрав под себя ноги, и замирает без движения, устремив взгляд на далекие костры, мерцающие на другом краю пустыни.
Человек этот, казалось, чего-то ждал. Выражение напряженного спокойствия не сходило с его лица. Лет ему как будто бы было немного, но точно определить его возраст Вирге мешал неверный свет костра. Незнакомец был светловолосый, белокожий — вне всяких сомнений, не араб — и казался даже хрупким, но у него были странные глаза. Они смущали, и Вирга засомневался, сможет ли выдержать их прямой взгляд. Они блестели, отражая огонь костра, и словно бы впитывали на миг золотистый отблеск пламени, прежде чем вновь потемнеть, как будто не имели своего постоянного цвета. Человек протянул руку к вертелу и при этом повернул голову на несколько дюймов влево. Он посмотрел прямо на Виргу, как будто с самого начала знал, что тот прячется за пологом палатки, посмотрел так внезапно и пристально, с такой силой, что сердце у Вирги бешено заколотилось, и профессор попятился.
Незнакомец поднялся. В нем оказалось больше шести футов роста, а его худоба делала его еще выше. Заметив испуг Вирги, он притушил ярость во взгляде, и ее постепенно сменил сдержанный интерес. Отвернувшись, он молча занял свое прежнее место у костра.
Вирга стоял у входа в палатку. Он вдруг почувствовал, как болезненно пульсирует его покалеченная рука. Незнакомец, казалось, не замечал его; он, как и прежде, сидел, неподвижно глядя на огненные точки в черной дали. От голода у Вирги подвело живот. Это заставило его пренебречь той опасностью, какую мог представлять для него этот человек, и рискнуть. Помедлив, он спросил распухшими губами:
— Вы собираетесь съесть это или сжечь?
Взгляд неизвестного метнулся к костру. Он снял вертел с огня, ножом, висевшим на поясе, отрезал ломоть жилистого мяса и очень отчетливо проговорил:
— Будьте осторожны. До сих пор, чем бы я вас ни кормил, вас рвало.
Вирга взял мясо и благодарно впился в него зубами. Вытерев жирные пальцы о брюки, он с великим трудом опустился на землю напротив незнакомца, загораживая лицо от огня: ему казалось, будто от жаркого дыхания костра его покрытая волдырями кожа ссыхается и сморщивается.
— У вас начиналось заражение, — сказал светловолосый, глядя не столько на Виргу, сколько куда-то сквозь него. — Я очистил рану и наложил повязку.
— Благодарю вас.
— Я нашел вас в нескольких милях отсюда. Что вы там делали?
Вирга не знал, можно ли доверять этому человеку. Он отвел взгляд, но это мало помогло. Он чувствовал, что незнакомец внимательно следит за ним. «Меня там бросили», — пояснил он.
— Понятно.
Незнакомец вдруг вновь целиком и полностью сосредоточился на далеких огнях. Оглянувшись, Вирга увидел огромный язык оранжевого пламени, взвившийся к небу среди малых костров.
— Что это, взрыв? — спросил он.
— Они жгут книги, — негромко ответил незнакомец. — Со вчерашнего дня. Сперва прочесали библиотеки, потом частные собрания. Скоро они перейдут к другим вещам.
Вирга безнадежно вздохнул и опасливо потрогал подсыхающие волдыри на лбу и щеках.
— Они зашли слишком далеко. Их уже ничто не остановит.
— Кто вы?
— Джеймс Вирга. Профессор теологии.
Незнакомец поднял бровь:
— Вот как?
— А вы? Хотелось бы знать, кто спас мне жизнь.
— Спас вам жизнь? Ничего подобного, я просто нашел вас в пустыне.
— Разве это не одно и тоже?
Тот помедлил с ответом, а потом сказал:
— Меня зовут Майкл.
— Вы тоже американец?
— Нет, — последовал ответ, — не американец.
Вирга принялся обгладывать кость. Жар костра заставил его пересесть подальше. Он выбросил кость и сказал:
— Почему вы здесь? Почему вы не в городе?
Майкл со слабой улыбкой махнул в сторону джипа.
— Я ездил в город, — объяснил он, — но не смог пробиться через толпу так… чтобы никому не повредить. Это было больше двух недель назад. И я решил, что лучше будет расположиться здесь. В городе слишком быстро растет волна насилия.
— Я никогда еще не видел ничего подобного. Никогда.
— В таком случае, приготовьтесь увидеть гораздо больше, — сказал Майкл так резко, что Вирга вскинул на него глаза, оторвавшись от очередного куска мяса. — Это только начало.
Вирга непонимающе уставился на него.
— Это далеко не самое худшее место, оно просто наиболее известно. На Ближнем Востоке несть числа деревням и поселкам, которые были сожжены дотла своими обитателями. А те, окончательно и бесповоротно покончив с тем, что их окружало, в конце концов перебили друг друга. Аль-Ахмади, Аль-Джара, Сефван, даже Абадан и Басра. Иран, Ирак, на очереди Турция… Я знаю, потому что видел.
— Все это так неожиданно, — проговорил Вирга. — Никто и не подозревал, что происходит.
— Неожиданно? — переспросил Майкл. — Нет, отнюдь не внезапно. Эта отчаянная последняя схватка назревала с начала времен, там истоки этого наследия гибели. Нет. Ничего неожиданного в этом нет.
— А Святая Земля?
Майкла скользнул по нему — сквозь него — быстрым взглядом:
— Скоро, — проговорил он.
— Боже мой, — охнул Вирга. — Если это безумие когда-нибудь занесут в Америку…
Майкл некоторое время хранил молчание, наблюдая, как догорают мириады понятий и идей. Потом сказал:
— Последние четыре дня вы пролежали в горячке. Сперва я подумал, что вы умрете, но вы постепенно, понемногу стали пить. Все это время — четыре дня — вы одной ногой стояли в могиле. Вчера жар спал, и вы на мгновение очнулись.
— Четыре дня… — повторил Вирга.
— В пустыне мне время от времени попадались дезертиры, — сказал Майкл. — Те, кто, неведомо как сохранив в этой свистопляске остатки здравого смысла, пытаются покинуть страну. Но их мало. Полиция и армия чудовищно ослаблены. Четыре дня можно считать очень долгим сроком; этой стране осталось немного. Использовав ее до конца, Ваал отправится куда-нибудь еще.
Услышав это гнусное имя, Вирга содрогнулся. Он вспомнил фигуру в темноте за шахматной доской.
— Откуда вы все это знаете? — спросил он.
— У меня есть свои источники информации.
— Какие?
Майкл улыбнулся.
— Вы задаете слишком много вопросов.
— Но я хочу понять, — сказал Вирга. — Я должен понять… Боже мой, должен …
Майкл чуть наклонился вперед, пронзая Виргу взглядом:
— Вам больно от того, что вы увидели здесь, — небрежно констатировал он.
— Да. Я увидел смерть и дикость. Я встретился с Ваалом и едва спасся.
Майкл, казалось, удивился. Он едва заметно прищурился:
— Вы виделись с Ваалом?
— У него мой коллега, доктор Нотон.
— Он его последователь?
— Черт подери, нет! — воскликнул Вирга и тотчас понял, что не знает этого наверняка. — Вероятно, он узник… Не знаю. Но Ваал сказал мне, что Нотон у него.
— Если он не погиб, — заметил Майкл, — то наверняка предался Ваалу. Третьего не дано. Как же вам удалось сбежать? — В его голосе прозвучали осторожные, недоверчивые нотки.
— Не знаю. Сам удивляюсь. У меня было распятие…
Майкл кивнул.
— …и, покуда я держал его на виду, он не мог ко мне притронуться. А ведь над его дверью, на самом видном месте, я тоже заметил крест…
— Но, — сказал Майкл, — наверное, перевернутый?
Вирга вспомнил:
— Да, верно.
Майкл, по-видимому, довольный, вновь выпрямился.