Щелкнула клавиша, выключающая подачу азота, за ней погас тумблер работы ИВЛ. Секунд тридцать лицо Жанны серело, потом, к ужасу наблюдавших за ней, женское тело выгнулось дугой. А затем выпрямилось застыло. Веки распахнулись, зрачки расширись…
— Жанна! — бросился к ней Баргузин, ожидая непонятно чего.
Девушка закатила глаза и рухнула на пол кабины. Датчики запищали тревожно, сигнализируя о полной смерти подопытного объекта.
Айман вновь старательно растирал тело спасенного им мужчины, как вдруг тот выгнулся дугой, одеяло сползло. Рыбак увидел окаменевшие от напряжения мышцы. Глаза парня расширись, зрачки сузились, став меньше булавочной головки.
— Эй, что с тобой? — осторожно спросил Айман. — Ты живой?
Но мужчина молчал. Простояв так минуты, рухнул на матрас. Веки его закрылись.
Испуганный рыбак чуть не сорвался с места. Помедлив, он прикоснулся к шее.
Пульса не было.
Айман тоскливо подумал о своей неудачливой судьбе: поплыл на рыбалку, а привез утопленника! Хорошо хоть, в их трущобах нет властей, некому проверять и задавать странные вопросы. После хаоса, длившегося несколько лет, страна развалилась на несколько независимых анклавов.
И зачем привез его домой? Сбросил бы в воду, и всего делов. А теперь хоронить придется…
Ближайшее христианское кладбище находилось в ста километрах, в деревеньке Леголи. Придется машину просить у дяди Бахрама. Он, конечно, даст, но потом будет доставать просьбами. И сколько раз придется оказать ему ответную услугу?
Уже поднимаясь, рыбак заметил порозовевшее лицо мертвеца. Может, это утреннее солнце? Так рассвет давно миновал. Преодолевая себя, снова дотронулся до шеи: пульс! Пульс был слабый, но ощущался под пальцами хорошо. Не веря своим ощущениям, Айман поспешил в комнату родителей, которые отдыхали после полуденной молитвы.
— Отец, — попросил он, — мне нужна твоя помощь.
Старик, закончив перебирать четки, последовал за сыном. Увидев незнакомца, не сдержал удивления.
— Откуда этот человек?
— Ночью он попался в мои сети, без сознания, но живой. Я привез его, не мог оставить в море…
— Ты правильно сделал, сынок! Всевышний говорит: кто спасет жизнь одного человека, спасает все человечество, кто убьет одного человека — убивает все человечество.
— Но не это самое странное. Минуту назад у него не было пульса, сейчас он прощупывается. Или я ошибаюсь? Посмотри сам, отец.
Старик заскорузлыми руками осторожно нащупал пульс и довольно кивнул:
— Пульс есть, только слабый и редкий. Но, думаю, он выживет. Может, он станет тебе братом, а нам — сыном. Мы так хотели, чтобы ты не был одинок! Может, на старости лет нам послал его сам Творец?
Он вышел из комнаты сына и поспешил к жене, обрадовать ее известием, что у Аймана может появился брат.
Глава 2. Я вернулся
Слышу монотонную речь на незнакомом языке, словно кто-то читает молитву. «Молитва», — слово всплывает в голове, знакомое до боли по восприятию, но абсолютно непонятное по смысловой нагрузке.
Открываю глаза: в комнате полумрак. Небольшое окно напротив меня занавешено, но пропускает достаточно света, чтобы увидеть молодого парня. Он сидит, сложив ноги по-турецки. «По-турецки» — мне тоже ни о чем не говорит, но именно это определение первым приходит в голову. На небольшой подставке перед ним — книга, которую он внимательно читает.
Парень одет в белую длинную рубаху, на голове — маленькая шапочка. Я прикрываю глаза, начинаю различать отдельные слова в его монотонной речи, а через секунду ловлю и весь смысл, когда понимание обрушивается на меня.
— О Аллах, Господь людей, удаляющий болезнь, исцели, Ты — Исцеляющий, и нет целителя, кроме Тебя, исцели же так, чтобы после этого не осталось болезни…
Я открываю глаза. Парень перестает читать и вскакивает на ноги.
— Waad soo kacday! (Ты очнулся!) — так звучит из его уст непонятные мне слова. Видимо, в моих глазах вопрос, потому что с сожалением в голосе он произносит:
— Ma i fahmeysaan? (Ты не понимаешь меня?)
Смотрю на парня. Кто он такой, чего от меня хочет? Я ни слова не понимаю из его речи, лишь догадываюсь, что мне задают вопросы. Странно, ведь молитву-то я понял.
— Где я? — спрашиваю на арабском в свою очередь и теперь вижу непонимание в глазах своего собеседника.
Он, наклонив голову, вслушивается в мой говор и отрицательно качает головой, показывая, что вопрос непонятен. Я повторяю вопрос на английском. На этот раз мне показалось, что вопрос понят.
— Аmerican?
— No it is, — облизываю сухие, потрескавшиеся губы.