— Надо идти дальше, — африканер поднялся, проверил ремень винтовки, закинул ее на плечо.
Винтовка, после босых ног, была вторым проклятием этого похода. Весила она килограмма три, но после нескольких часов пути ее вес увеличивался до двадцати. Она била по бедру, цеплялась за ветки, натирала плечо.
Никогда не любил длинноствольное оружие! То ли дело пистолет, весит мало, магазин большой емкости, а убивает так же конкретно. Я было заикнулся: так ли необходимо наличие пятого ствола при всего двадцати патронах? Но африканер посмотрел на меня с такой укоризной, что мысль оставить винтовку в лесу мне показалась вселенским преступлением.
Проклиная негров, взявших в погоню за нами столько оружия, я поднялся и закинул ствол на левое плечо. Пока еще не натертое. Конечно, с левого так быстро не снимешь, придется перекладывать в правую руку, но я не собирался играть в малыша Кидда на скорострельность. Трое из нас были хорошими стрелками и всю жизнь провели с оружием, да и Айман словно сросся с винтовкой, все время гладил да целовал цевье.
Да, после лобызания рыбацких сетей на любовном поприще сомалийца был явный прогресс.
К вечеру стало ясно, что моя физическая форма далека от совершенства. Я брел, еле переставляя ноги, оступался, словно пьяный матрос на набережной после двухдневной качки.
Солнце ушло за холмы, и сразу стемнело. Заметив удобное местечко среди нескольких огромных валунов, Нат скомандовал:
— Привал!
Я буквально рухнул на землю, даже не сняв с плеча винтовки. Остальные строго по регламенту принялись за дело: Айман и Пит — собирать хворост, Кевин — искать воду, а старый африканер занялся костром.
Место для ночлега было выбрано идеально: несколько огромных валунов полукругом прикрывали подход к отвесной скале. Внутри получалась своеобразная комната метров десять в поперечнике. Если в проходе зажечь костер, можно ложиться спать даже без дозора, путь внутрь оказывался закрыт.
Айман решил повторить вчерашний эксперимент с мясом, чтобы его разогреть и есть горячим, но жира почти не осталось, и нам удалось лишь слегка согреть готовые мясные ломти.
Все тело буквально гудело от усталости. Падая на охапку веток, содранных с ближайших кустов, я с ужасом подумал, что просто не смогу встать. Но утром я, на удивление, почувствовал себя бодро. Единственной проблемой сегодня и всегда было отсутствие туалетной бумаги. Пришлось использовать аналог наших лопухов, в изобилии растущих неподалеку. Я лишь надеялся, что не наткнусь на борщевик, не хотелось бы прижечь задницу.
Айман разделил последние микроскопические куски оставшегося жаренного мяса и запив это остатками воды, мы двинулись дальше. Сегодня идти было легче, даже клятая винтовка словно приноровилась к ритму ходьбы и особо била по бедру. Заметив впереди слева высокий останец, чья верхушка была увита кустарником, Нат изменил направление, взяв курс на него.
— Там будет вода, — пояснил он, поймав мой удивленный взгляд.
Это было бы весьма кстати. Наши запасы практически закончились, да и оставшаяся была отвратительно теплой и затхлой. Африканер не ошибся, небольшой ручеек падал не сверху, а пробивался через расщелину почти у самого подножья. Напившись и умывшись, мы снова заполнили бутыли. Было желание отдохнуть хоть немного, но невозмутимый Нат жестами приказал: «В путь!», и нам ничего не оставалось, как поплестись за ним.
Даже обед наш состоял из одной воды. Дальше, по ходу движения, африканер показал на растение, похожее на наш борщевик. Мы остановились. Пит и Кевин выкопали несколько клубней и, сняв кожуру, распределили между нами. Неплохо. По виду — корень молочного цвета, по вкусу нечто среднее между сырой картошкой и отварным бураком. Сытости не добавилось, но временно обмануть желудок удалось. Уже перед самым заходом солнца Питу удалось подстрелить животное, выскочившее прямо на нас в метрах тридцати.
Нечто похожее на нашу косулю было сражено метким выстрелом молодого африканера: он даже не передернул затвор, посылая пулю в патронник. Я решил держаться подальше от человека с винтовкой, у которого патрон в патроннике. Животное, именуемое «горный редунка», оказалось нескладной косулей размерами с козу. Зато она была крупнее дукера, что мы ели в последний раз.
Решено было останавливаться на ночлег здесь, надо разделать животное, да и сумерки начинали сгущаться. Пока мы с Натом искали хворост, а братья разделывали редунку, Айман нашел плоский камень, похожий на тот, на котором уже жарил нам мясо. Не дожидаясь окончательного потрошения животного, он срезал сочные куски с бедер и, посолив, терпеливо ожидал, пока разгоревшийся костер накалит камень— сковороду. Снова смазал жиром плоскость камня, а когда тот начал пузыриться и фырчать, сигнализируя о необходимой температуре для жарки, бросил мясо.