Человеческие крики и блеяние коз разбудили меня практически сразу. Схватив винтовку, я выскочил наружу, Айман — за мной. Двое мужчин с факелами и копьями в руках бежали в сторону загона. Выскочив за ними из-за поворота, я увидел овец, метавшихся по загону темными тенями, и еще одну громадную тень, неторопливо разрывающую свою добычу.
Лев!
Неприятный холодок пробежал по спине. Негры кричали и размахивали высоко поднятыми факелами. Лев замер. Оставил добычу повернулся ко мне. Крупный самец длинная грива… Он присел на задние лапы. По ушам ударило выстрелом. Мимо! Айман второпях промахнулся.
Зверь прыгнул прямо на меня.
Время вокруг застыло, пространство стало вязким. Я легко ушел с траектории льва. Забыв, что в руках винтовка, а не дубинка, с силой опустил приклад на морду.
Удар был сильным. Лев упал, подогнув лапы, но моментально вскочил, оглушая окрестности ревом. Не дожидаясь его второго прыжка, я метнулся к нему и, вкладывая всю свою силу, опустил приклад на череп.
Хруст я услышал даже среди отчаянных криков негров и громкого блеянья коз. Лев упал. Попытался подняться, но не смог, его рев превратился в хрипы. Я разбил в щепки приклад о его голову. Лев завалился набок, секунд десять сучил лапами, загребая землю, и потом затих.
Факелов теперь было больше десятка, и сцена была хорошо освещена: моя грудь вздымалась, от приклада остались лишь щепки, окруженный людьми, лежал лев. Один из негров ткнул его копьем несколько раз: бездыханное тело не отреагировало. Он коротко крикнул на своем языке, и толпа взорвалась радостными криками. Меня обнимали, хлопали по спине как мужчины, так и женщины. Женщины вообще висли на шее, голые груди елозили по мне, что не могло пройти просто так. Ткань шортов оттопырилась, а толпа лишь разразилась еще более радостными криками.
И только одна девушка осталась в стороне. Эну смотрела на меня издалека и не кидалась на шею, но ее улыбка была многообещающей.
Вождь также обнял меня и поблагодарил на африкаанс. Некоторые слова я разобрал. Язык все-таки на основе голландского и английского с примесью местных диалектов. Дети, разбуженные шумом, сгрузились возле мертвого зверя, дергали за хвост, прыгали на его теле.
Лев, однако, успел причинить вред. Трое коз убито, одна разорвана на куски. Женщины, прошедшие в загон, горестно запричитали.
Со стороны саванны послышался шорох и прозвучал торопливый голос:
— Алекс, это мы! Не стреляйте.
Охотники вернулись ни с чем, за несколько часов не встретив никого, корме гиппопотамов, а у них ужасное мясо. Увидев, что лев убит, Нат пришел в восхищение, сменившееся печалью при виде остатков винтовки.
— А нельзя было его пристрелить? — это был его единственный упрек за разбитое ружье.
Негры тем временем освежевали убитых животных и, несмотря на глубокую ночь, принялись варить мясо в единственном железном котле, что у них имелся. Туда поместилась почти целая коза, оставшееся мясо разрезали на узкие плоские полоски и развесили сушиться на изгороди загона, на ветвях деревьев и в самих хижинах.
Вождь позвал Ната, и они долго о чем-то совещались. Африканер вернулся задумчивым. Собрав нас всех в хижине, которую нам выделили, Нат ошарашил нас новостью:
— Вождь обратился к нам за помощью. Это племя химба, которое пришло сюда из Намибии, спасаясь от расправы других племен. Они вырождаются, их становится все меньше и почти все они — родственники между собой. Мужчин восемь, а женщин втрое больше. Хотя они практикуют многоженство, вырождение продолжается.
Нат обвел нас всех глазами, пытаясь понять, все ли мы слушаем и всё ли понимаем из сказанного. Убедившись, что внимание приковано к нему, продолжил:
— Вождь просит нас задержаться на несколько дней и… хгм… вступить в половую связь с их женщинами, потерявшими мужей или не успевшими выйти замуж. Внести свежую кровь в племя.
Все сидели молча, переваривая услышанное. Женщины химба были, безусловно, красивы. Но во так, с ходу становиться осеменителями? Это не укладывалось в голове. Еще год назад на такое предложение я бы прыгал от счастья. Сбылась мечта идиота: досыта и без греха. Но, побыв полгода в женском теле, я научился рассматривать женщину не как предмет удовлетворения, а как личность. Потом перед глазами всплыл образ Эну.
— Я согласен, — сорвалось с моих губ, — но только при условии, что выбираю я сам.
Все посмотрели на меня, но потом также кивнули, все, кроме Аймана, который отрицательно помотал головой.
— Айман, в чем дело?
— Без муллы нельзя, это зина. Грех! — отвечает сомалиец.