Оказалось, что пытка еще не закончена. Под внимательным взглядом Эну девушки в две руки стали натирать меня мазями из тыквенных сосудов, сделав цвет моего тела красным.
— Оtjize, — ответила Эну на мой невысказанный вопрос.
Девушки закончили с лицом, спиной животом и ногами, лишь один бледный участок оставался на моем теле, когда Эну отстранив девушек, зачерпнула мазь и стала сама тщательно и нежно наносить ее в интимной области. Все мои попытки совладать с собой после таких прикосновений — соски девушки периодически касались моего лица и груди — оказались тщетны. Свидетельством чему стала дорожка спермы, пролетевшая почти до самого входа в хижину.
Негритянки снова прыснули от смеха, певуче перебрасываясь словами, а Эну, улыбнувшись, поцеловала меня в губы не прекращая намазывать, хотя теперь этот участок тела был окрашен даже интенсивнее. Мне было стыдно за свою невоздержанность. Наверное, я даже покраснел, если это можно было видеть после окрашивания.
Закончив со мной, Эну откинулась назад на локти: ее грудь призывно смотрела вверх и на меня, подрагивая от движений девушек, натиравших ее мазями. Я понюхал свою руку: пахло очень приятно, молоком и апельсинами. Теперь, когда девушки мазали Эну, она принимала такие позы, что я боялся опростоволоситься еще раз. Перевернувшись на живот, она выгибалась как кошка, бесстыдно выставляя все свои прелести.
Едва девушки, забрав свои, мази вышли из хижины, как я тигром ринулся на Эну, опрокидывая ее на шкуру, оставленную в хижине. Не сопротивляясь, она сдалась на милость победителя, позволяя проникнуть в крепость и закрепиться там. Девушка была очень умела в сексе и занималась им с душой, то отдавая мне инициативу, то беря ее в руки. Слов не было, да и зачем слова там, где язык любви понятен двоим.
После нескольких заходов, когда я лежал, переводя дух, игривое настроение завладело Эну. Поблескивая глазами при слабом свете светильника, извиваясь как пантера перед прыжком, она снова приступила к делу. Мне даже пришла в голову мысль, что ее воздержание значительно больше моего. А может, это была специфика ее племени и климата, помноженная на эти благоухающие мази.
Я лежал на спине, подложив руку под голову, притомившаяся Эну пристроилась на моем плече, выставив грудь на обозрение. Никогда раньше у меня не было негритянки, хотя в Москве они встречались часто. Всегда считал, что от них воняет, но Эну пахла свежестью, апельсинами и страстью, это было тем неожиданней, что я не видел, чтобы девушка принимала ванну. Или импровизированная сауна дала сногсшибательный эффект чистоты?
Я не заметил, как заснул, а проснулся под утро. Девушка еще спала, положив мне голову на грудь. Осторожно, чтобы ее не разбудить, я вытащил затекшую руку. Эну проснулась, потянулась, словно кошка, и легко вскочила на ноги. Ее взгляд скользнул по мне.
— Угайя?
— Не понимаю, — я встал подниматься и лишь тогда понял, о чем она.
Утренняя эрекция, вот что вызвало ее вопрос.
— Угайя, — подтвердил я, — но чуть позже.
Эну кивнула, очевидно угадав смысл, а мне срочно надо было опорожнить мочевой пузырь, чтобы она не приступила к «угайя» прямо сейчас. Натянув шорты и накинув рубаху, я выскочил во двор в поисках строений определенного типа, но, пробежавшись по деревне, ничего не нашел. Эну следовала за мной как тень. После моего второго прохода поняла в чем дело, и показала в сторону реки.
Река в этом месте давала несколько рукавов, совсем маленький и мелкий делал излучину всего в пятидесяти метрах от крайней хижины. Добравшись до нее, я нашел то самое место, судя по многочисленным отпечаткам ног и характерным следам органического воздействия человека на природу. Река все уносила вниз по течению… Чтобы потом впасть в озеро, в котором мы пили! Подавил позывы к рвоте, я утешил себя тем, что до озера добрых десять километров, а ниже человеческого жилья не было.
Пройдя сотню метров по одному из рукавов, я быстро сполоснулся, отчего моя кожа стала с красными разводами.
Эну ждала меня у крайней хижины. Кроме нас, проснувшихся я не заметил. Она беззвучно смеялась, показывая на мои разводы.