— С Богом, — в очередной раз напутствовав, африканер повел нас в путь.
Признаки пустыни появились к обеду. Проплешины песка все чаще встречались на пути, полностью вытесняя растительность.
Каждая пустыня выглядит по-своему: в Иордании они были преимущественно из черного мелкого камня и крупного серого песка. В Саудовской Аравии песок был мелкий, светло-коричневого цвета. В Сомали снова был светло-коричневый камень и коричневатый песок.
Сейчас мы видели песок темно-красного цвета, перемежающийся со светлыми участками. Когда перед нами показались настоящие песчаные барханы, Нат скомандовал привал.
— Остаемся здесь на ночь.
Мы находились в нескольких сотнях метров от первого бархана у единственного встреченного дерева, похожего на акацию. Дерево было полувысохшее: одна половина еще пыталась жить, вторая, давно высохшая, скрипела, несколько веток лежало на земле. Айман, игнорируя колючки, взобрался на акацию и сбил еще несколько высохших ветвей.
На ужин у нас оставался большой кусок грубого козьего сыра. Отщипнув по кусочку, Нат распределил его поровну между нами.
— Костер зажжем только перед сном, ночь будет холодная, — это уже Айман, он лучше знает пустыни, ему и водить хоровод.
Хотя, мне казалось, как может быть холодно, если температура как в сауне? Но сомалиец оказался прав, я проснулся под утро, продрогнув до костей. Костер уже прогорел, но угли еще тлели, правда, хвороста у нас не было. А лезть среди колючек на дерево я не собирался.
Часа через два солнце начало вставать над горизонтом. К этому времени мы уже были в дороге. За сегодняшний день предстояло пересечь больше тридцати километров клина пустыни Калахари, захватившей эту часть ЮАР.
Однако уже к обеду мы выбились из сил, ноги съезжали, упавший оказывался облепленным песком.
— Надо остановиться и переждать жару, — Айман выглядел лучше нас, но даже этот сын пустыни был измотан.
Воткнув винтовки в песок и связав рукавами снятые с себя остатки рубашек, мы получили нечто вроде небольшого навеса, через который солнце все равно проглядывало. Но тень все-таки была. Лежа на горячем песке, укрывшись от прямых солнечных лучей, мы блаженствовали. Вода в бутылках закончилась у всех, кроме Аймана, его остатков хватило по глотку каждому.
Я потянулся к тыкве, но Нат и Айман одновременно перехватили мою руку:
— Нет! Мы не знаем сколько еще по пустыне идти, — Айман после многоженства вообще оборзел, о чем я ему обязательно напомню при подходящем случае.
Конечно, я кривил душой, прекрасно понимая, что сомалиец старается для нас всех. Но злость все равно осталась. Когда солнце начало клониться к горизонту, наш новый командир — развелось их, блядь, как собак! — объявил:
— Подъем! Идти будем всю ночь, еще один такой день мы без воды не переживем.
Айман надел свою рубашку, поправил бандану на голове и, взяв винтовку, пошел первым.
Нат молча последовал за ним, одеваясь на ходу. Проклиная этих двух мудаков, мы выстроились в колонну, братья замыкали наше движение. Сегодня я шел налегке. Айман, освободившись от груза мяса, забрал у меня ружье. Лишь один раз уточнив у Ната, какого направления ему надо держаться, сомалиец, словно у него были батарейки в заднице, нагло пер через барханы.
Попав в места, похожие на его родину, он преобразился. Теперь это был не стеснительный юноша, а сильный и уверенный в себе мужчина. А может, ему такую уверенность в себе придали негритянки, что трое суток обхаживали его?
Наступила ночь, которая принесла с собой прохладу. Идти было значительно легче, но теперь мне всюду чудились змеи. Идти по осыпающемуся песку очень трудно, ноги погружаются по щиколотку, неверно поставишь стопу, и она съезжает, а ты падаешь и ты, кувыркаясь, съезжаешь по склону. Красный песок оказался очень мелким и забивался повсюду. Даже слюна, которую я сплевывал, была красного цвета, я даже испугался что это кровь.
Последний отрезок пути я шел как пьяный, еле переставляя ноги и шатаясь. Когда до рассвета оставалось часа два, Айман остановился. Даже этот железный сын пустыни был истощен. Протянув руку перед собой, сомалиец сказал, обращаясь к нам: — Пустыня заканчивается, я вижу скалы.
Сколько я ни напрягал зрение, кроме темноты, ничего не увидел, как не увидел и африканер. Но Айман оказался прав, через полчаса мы вышли к скалистой гряде, барханы закончились, хотя под ногами все еще скрипел песок. Еще полчаса спустя совершенно случайно мы набрели на колодец. Воду пили, водой обливались, водой брызгались.