Я расположил свой штаб в немецком блиндаже, который окнами был обращен в сторону немецких батарей. Во время наступления 12 января немцы начали усиленно обстреливать занятый мною блиндаж. Снаряды ударялись о крышу и отскакивали от железобетонного покрытия. Многие снаряды ложились впереди окна и осколками вышибли стекла.
Я сидел перед окном, писал донесение и по телефону разговаривал со своими батальонными командирами и с высшим начальством. Мне пришла мысль, что я могу быть ранен случайным осколком и выведен из строя. Поэтому я встал с целью отойти от окна. Но в ту же секунду послышалось приближение какого-то дьявольского гуденья. Машинально я бросился за бревно, служившее подпоркой потолка. Но в это время случилось что-то ужасное. Шестидюймовый снаряд влетел в окно и, ударившись о подоконник, разорвался, выбросив свои осколки в блиндаж. Я потерял сознание.
Когда меня привели в чувство, то я увидел, что внутри блиндажа каша из человеческих тел и все горит. В блиндаже было 8 офицеров и человек 20 связистов, стоял крик умирающих и искалеченных и бьющихся в панике от пожара. Я был страшно разбит, но ранений не было. После этого я еще девять дней оставался в строю, а потом меня отправили в госпиталь, где я пролежал шесть недель. Этот снаряд разорвался от меня не дальше двух-трех шагов, и контузия от разрыва была ужасная»{43}.
5-й Земгальский полк упорно оборонял район Силениеки. Предпринятая немцами атака вынудила другие части отступить, но только не земгальцев. При этом подчиненные Вацетиса сумели устроить немцам западню, в которую попали их наступавшие роты. За это немцы «наказали» земгальцев, обстреляв их огнем из артиллерии. Полк понес большие потери — после вывода его в резерв оказалось, что в нем насчитывалось всего 1029 строевых и нестроевых стрелков. После декабрьских 1916 г. и январских 1917 г. боев в госпиталях на лечении находился 961 чел. Не меньшие потери понесли и другие латышские полки. Всего обе латышские бригады в «рождественских» и январских боях потеряли около 37,5% своего состава{44}.
Стремясь доказать, что такие огромные жертвы были необходимы, впоследствии генералы буржуазной Латвии (в 20-х и 30-х гг.) писали, что этими боями латыши заслужили (!) доверие союзников, на котором впоследствии основывалось признание независимости Латвии. Однако прошедшие бои создали и другой эффект: в латышских полках, как и во всем обществе, стали быстро распространяться антивоенные настроения. Этому во многом способствовала революционная агитация социал-демократии Латышского края (СДЛК). В латышских частях распространялись «крамольные» листовки на латышском и русском языках, раскрывающие истинные цели войны и призывающие превратить войну империалистическую в войну гражданскую. Значительную антивоенную пропаганду вели также издававшиеся СДЛК нелегальные и легальные издания — «Циня» («Борьба»), «Биедрис» («Товарищ»), «Зиньотайс» («Вестник») и др.
Усиление антивоенной пропаганды в войсках серьезно беспокоило командование 12-й армии и Северного фронта. Так, штаб Северного фронта был встревожен усилением революционной пропаганды в войсках Рижского направления, среди раненых в госпиталях и лазаретах. Он поручил командующим армиями принять меры по недопущению антигосударственной пропаганды среди солдат, применяя против замеченных в таких действиях всю строгость законов военного времени. Другой пример — начальник Даугавпилсского военного округа секретным циркуляром поручил начальникам штабов армий, управлений и учреждений, командирам воинских частей собрать с помощью жандармерии сведения о политической благонадежности резервистов и лиц, ранее освобожденных от военной службы, а также выбрать в каждой части офицера, который бы следил за настроением солдат.
Во всех латышских стрелковых полках, в том числе и в 5-м Земгальском, нелегально действовали члены СДЛК, проводившие свою работу среди солдат. Несколько позже И.И. Вацетису стало известно, что погибший в бою командир его 8-й роты А. Гринберг являлся членом СДЛК. Результатами проведенной антивоенной работы были случаи братания с немецкими солдатами, усилившееся дезертирство с фронта. Донесения штаба 12-й армии о дезертировавших солдатах свидетельствуют, что и в латышских полках было немало таковых.
Задержанных дезертиров немедленно отдавали под суд. Рост антивоенных и революционных настроений приближал конец царского самодержавия.
Политическая активность латышских стрелков повышалась. Характерен в этом плане следующий случай — 26 февраля 1917г., накануне свержения царизма, в Риге произошло столкновение между стрелками 1-го Усть-Двинского полка и жандармами, конвоировавшими около 30 стрелков, задержанных в городе без увольнительных записок. Одна из рот полка бросилась на помощь товарищам и освободила их, а затем обстреляла жандармское подразделение, прибывшее на подкрепление своим. Жандармы потеряли несколько человек убитыми и ранеными.