На другой день пошел к своему взводному офицеру и заявил, что желаю уйти и прошу вернуть мне бумаги. Об этом доложили ротному командиру, который вместо ответа и возвращения бумаг приказал показать мне карцер. Вижу, деревянная лавка, стол и табурет и больше ничего. Сидеть 20 суток.
Этого я уже испугался. И тут же заявил, что буду служить. Я дал себе слово исполнять все требования, которые будет предъявлять мне служба, вести себя примерно и учиться для достижения главной цели. Мое решение служить было искреннее и совершенно определенное.
На другой день начались занятия. Гимнастика и словесность, разборка и сборка винтовки и зубрежка названий ее частей, а в свободные часы пришлось работать — набивать тюфяки, пилить дрова, мести улицу. Самым отвратительным было, когда приказывали очищать тротуары около батальона от травы, которую приходилось вырывать руками, сидя на коленях. Было стыдно и как-то грустно, что на это тратится солдатская энергия.
Отношение к работе учитывалось наравне с другими педагогическими приемами. Ротный командир не стыдился сам взять швабру и показать, как надо мыть пол. Офицеры же учили, как надо чинить белье, как содержать себя в порядке. Решительно все объяснялось на примере и показывалось. В конце концов я так втянулся в службу и режим батальона мне так понравился, что служебные тяготы не казались особенно обременительными.
…На старшем курсе занятия проводились главным образом по инструкторской подготовке по чисто специальной программе. Я пробовал обращаться к учебникам и готовиться к поступлению в юнкерское училище, но было тяжело, режим требовал слишком много физических усилий…
Физически я развивался прекрасно. Из хилого и бледного я сделался краснощеким, широкоплечим и мускулистым. Но умственное развитие, несомненно, приостановилось, то есть регрессировало. Трудно представить себе, что значит провести два года под камертон барабана: вставать по барабану, ложиться по барабану, на завтрак — по барабану и т.д.»{9}
Затем началась армейская служба в качестве унтер-офицера. «Из учебного батальона я был командирован в 105-й Оренбургский полк для дальнейшей службы. Этот полк я выбрал потому, что он был расположен в Вильне, где было юнкерское училище.
Я сделал большой шаг вперед к намеченной цели, так как отличное окончание учебного батальона давало мне право на поступление в юнкерское училище. Кроме того, за службу я буду получать жалованье 13 рублей в два месяца на всем готовом. Это означало, что самостоятельное существование и самостоятельное продвижение к намеченной цели обеспечены. В дальнейшем все зависело от меня самого и часто от непредвиденных случайностей»{10}.
В 105-м Оренбургском полку И.И. Вацетис прослужил на унтер-офицерской должности не один год, как он планировал, а два. Эта задержка была вызвана наличием взыскания, наложенного на него командиром полка за некоторую оплошность на смотровой стрельбе. И хотя через месяц это взыскание было отменено, сам факт наказания сыграл свою негативную роль и отложил поступление в военное училище еще на один год.
«Это для меня было большой неожиданностью. Пришлось примириться и еще год тянуть солдатскую лямку Одно время участвовал в полковом церковном хоре. С командиром полка мы подружились. Позднее он приходил в юнкерское училище навещать меня.
В августе (1895 г. — H.Ч.) был командирован в юнкерское училище, чтобы держать конкурсные экзамены. Экзамены организовали очень оригинально: в течение шести дней были налицо все экзаменаторы по всем предметам, и каждый поступающий мог экзаменоваться в любой день по любому предмету.
Я выдержал все экзамены в один день, сказалось мое серьезное отношение к подготовке. Я сразу увидел, что знаю гораздо больше, чем от меня требовалось, и поэтому сдавал экзамены шутя. Само собой разумеется, я прыгал от радости, когда объявили, что я принят в юнкерское училище.
Начался новый период жизни. Это было 1 сентября 1895 г.»{11}.
В УЧИЛИЩЕ И АКАДЕМИИ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
В военно-исторической литературе есть немало воспоминаний лиц офицерского и генеральского состава (хотя по сути генералы являются теми же офицерами, но только высшего ранга) об их учебе в военном (юнкерском) училище. Каждое из таких свидетельств, несмотря на общие положения о постановке учебного процесса, является сугубо индивидуальным, неповторимым, а посему и представляет особый интерес для исследователя, занимающегося той или иной эпохой. Воспоминания И.И. Вацетиса о периоде его учебы в Виленском юнкерском училище вносят существенный вклад в копилку знаний о системе подготовки офицерских кадров российской армии в конце XIX века.