— На тебе костер, вода, еда, а я баронет простой… копаю глыбже, бросаю дальше.
Он усмехнулся, пошел собирать сучья. Я продолжал всаживать лопату в твердую слежавшуюся за века землю, руками с трудом выламывал плотные ломти, не иначе как динозавры что-то прятали, земля настолько твердая, что даже не знаю, сколько лет вот так уплотнялась.
Вырыл чуть ли не до пояса, интуиция шепнула виновато, что глубже не стоит, надо вправо или влево. Всё равно здесь ориентиры самые те. К таким привязывают схованки девяносто два процента населения.
Ошибешься, пригрозил я, удавлю.
Девяносто два процента, напомнила интуиция, это не сто.
Зараза, ругнулся я. Прикалываешься над царем природы, вершиной пищевой цепочки?
Иван уже кипятит воду в котелке, на меня поглядывает с недоумением, я спохватился, что ещё не нарыл корней, подозрительно. Торопливо навыдергивал из верхних ломтей земли, скажу насчёт особой лечебности, должен поверить, вот как я хозяев подлечил, а теперь его взбадриваю, как он считает.
Остриё лопаты уткнулось в по-настоящему твердое, когда уже почти собрался вылезать. Торопливо почистил налипшую глину, вскоре сверкнул бок кувшина, да не обычного из глины, а настоящего медного, даже с выпуклым узором.
Иван что-то ощутил, поднялся и подошел к яме.
— Ого, — сказал он с уважением. — Неужто схрон? Везучий вы, барин! Не простой человек схрон сделал! Хотя и понятно…
— Что понятно? — спросил я с насторожённостью.
— В старину в здешних землях, — пояснил он. — как говорят старые люди, целые царства гибли. Одна война за другой. Люди то и дело закапывали своё добро, и далеко не все за ним возвращались.
Я с трудом выдернул влипший в глину кувшин, поднял на край ямы.
— Почисти, потом посмотрим.
Его глаза вспыхнули радостью, явно не бедняк закапывал, сам кувшин из меди уже ценность, ухватил, торопливо отнес к костру.
Я хлебал горячий супчик и чувствовал как усталость заползает во все клетки тела. Наниты делают всё, чтобы поддерживать организм в наилучшей форме, но и они не всесильны, я должен кормить это тело, давать отдыхать как мышцам, так и нервной системе.
Он старательно чистил кувшин, там залитое сургучом и клеем горлышко, наконец протянул мне.
— Ваша милость, печать?
— А ты что, — спросил я, — сломать не в силах?
Он с неловкостью улыбнулся.
— Это лучше делать благородному человеку. А мы что, мы чёрные люди.
Я молча раздолбал ножом многослойную печать, под ней затвердевший до состояния камня пчелиный воск. Озлился, у глиняного уже срубил бы длинное горлышко, но тут толстая медь.
Наконец остатки воска рухнули вовнутрь, я с усилием перевернул кувшин, и на скатерку хлынул жёлтый поток золотых монет и ручеек серебряных.
— Нехило, — пробормотал я. — Да, это не три миллиарда долларов, что нашли на затонувшем у берегов Гайаны корабле, но для нас и медяки сейчас весьма так…
Иван заворожено смотрел на горку золота.
— Это же… Это же какое богатство! Не иначе князь свои сокровища припрятал!
— Или жалованье армии, — предположил я. — А что? Бывало по-всякому. Посчитай, а?.. Теперь можно не ночевать в конюшнях, как думаешь?
Забыв про обед, он принялся подсчитывать монеты, я отвернулся и пошел к костру, показывая Ивану, что доверяю ему полностью, и если спрячет пару золотых за пазуху, точно не замечу.
Часть первая
Глава 6
Следующим утром, едва я вышел из оцепенения, Иван подошел ко мне поникший и с осунувшимся лицом.
— Проснулись, ваша милость? А то вроде спите и не спите…
— Размышлял, — пояснил я. — Что случилось?
Он с тревогой посмотрел по сторонам, словно не в лесу, а в неблагополучном районе города.
— Ваша милость, — сказал он шепотом, — Ночью ещё раз трижды пересчитал… С ума сойти, одного золота на двадцать тыщ рублев! И серебра на пять. Теперь ходи и боись, да за такие деньги всё село могут вырезать. Да не только село, и город можно… Что теперь?
Я сказал небрежно:
— Золото переложи в мешок, завяжи покрепче, а серебро оставь нам в сумке для покупок в дороге.
Он вскрикнул:
— Да и серебра страсть как много!
— Тогда половину, — сказал я, — или треть. Скоро дорога выведет к городу, нужен ночлег, отдых, перековать мою лошадку, что-то подкова на левой передней позвякивает. Или уже можно звать её конём? Барон должен ездить только на коне, а простолюдин на лошади?
Он вздрогнул, сказал осевшим голосом:
— Да в селе с такими деньгами ещё страшнее! А в городе так и вовсе…
Я сказал легко:
— Да брось! Изи гоу, изи лефт, как говаривал Гомер. Это всего лишь деньги.