— Какой ты… грубый, — прохрипел я.
Он стиснул пальцы, глаза выпучились, из приоткрытого рта показалась слюна.
— Сдыхай… же…
Я продолжал смотреть ему в глаза.
— И тебе не стыдно?
Он стиснул сильнее, запыхтел, переступил с ноги на ногу. Я сказал с укоризной:
— Господь завещал любить ближнего… Ты безбожник, да?
Он пропыхтел:
— Да что ты…за…
Мне стало труднее дышать, пальцы всё сильнее вдавливаются в мою плоть, не помогает даже уплотненная кожа и усиленные мышцы шеи, силен гад.
— Покайся, — прохрипел я, — ещё не поздно…
Он выдавил с усилием:
— Да когда же…ты…
Горло совсем перехватило, дышать не могу, мужик очень силен, пальцы как стальными клещами продавливают мою защиту.
Я задержал дыхание и с силой ударил в область печени. Он охнул, пальцы слегка разжались. Я ударил ещё раз, а когда он, хватая широко раскрытым ртом воздух, но без звука опустился на колени, одной рукой наклонил ему голову, натягивая кожу так, что шейные позвонки едва не прорвали кожу, а другой с силой ударил по «атласу», самому мелкому позвонку, на котором крепится череп.
Хруст не услышал даже я, мужик рухнул под ноги тоже почти беззвучно. Сердце мое чуть не выскакивает, да что же со мной такое, я с пеленок воспитывался в такой нежности со всех сторон, когда любой незнакомый смотрит дружески, тепло и поддержка от любого встречного, и я настолько белый и пушистый, что даже не знаю, откуда во мне сейчас столько звериной ярости моих диких предков.
Двое его подельников смотрят остановившимися глазами, явно этот гигант был у них главной, а может и единственной силой.
Я сказал устало:
— Забирайте… и уносите! Попадетесь ещё раз — убью!
Они послушно подхватили здоровяка и утащили в темноту, а я прошёл мимо и поднялся по скрипучим ступенькам.
Слуга в нижнем помещении сказал сонно:
— Вторая комната слева, второй этаж.
Я взбежал наверх, Иван открыл не сразу, сперва выспрашивал, я ли это, а когда приоткрыл дверь, охнул:
— Простите, ваше благородие, думал до утра подзадержитесь…
— Чего вдруг?
— Дык в городе столько женщин, а вы всё ещё без их утех!
Я отмахнулся.
— Ложись, спи. Не терпится побыстрее выехать.
Он послушно лег, я подумал, что в самом деле с сексом здесь проблемы. Не для всех, конечно, но я по здешним меркам скотина привередливая. В бордель не хочу, а просто снять хорошенькую девушку в кафе или на танцах для быстрого секса без обязательств, до этого счастья нужно прожить лет двести и активная работа суфражисток по поводу прав женщин вести такую же жизнь, как и мужчины.
Потому в качестве сублимации лучше как можно усилить тело, в этом мире оно важнее, чем мозги. Правда, оно и так усиленное по самое не могу, но всё же можно собрать какие-то нереализованные возможности, что не были необходимы в том прошлом мире, а здесь любые крохи пригодятся. Вон мышцы укрепил, а горло недостаточно.
Рано утром так торопился, что сам помог Ивану оседлать обеих лошадок, подвесил две большие торбы с закупленной в трактире провизией, и мы как можно быстрее отправились к городским воротам.
Иван вздыхал, косился в мою сторону, наконец не выдержал:
— И как можно ехать в тележках?
— Тележки, — сказал я наставительно, — чуть побольше зовутся телегами, а если большие и с крышей, то уже повозки, а то и вовсе вагоны. Не трусь! Другие же ездят?
— Так может верст пять-шесть? Задницу же отобьют! Хотя, если мешки с сеном подстелить…
Я похлопал лошадку по худой шее.
— Думаешь, на них надежнее? По старинке?
Он кивнул, взгляд его скользнул по моей рубашке, проговорил нерешительно:
— Какая-то она у вас…
— Какая есть, — сообщил я. — Не ехать же голым!
Он покачал головой.
— Барыня, да и сам барин ничего не говорили?
— Нет. А что не так?
— Да так, — сказал он, — у вас зачарованная?
Я вскинул брови.
— Ты чего? Обычная, я в чары не верю.
Он в сомнении пожевал губами.
— Да что-то совсем не пачкается. С виду тонкая, но не рвется, а я видел, как за сучки цеплялись, совсем по лесу ходить не могёте. И всегда чистая!
Я улыбнулся, но смолчал. Обычная рубашка, сидит хорошо, два кармашка на груди, летом прохладно, зимой тепло, энергию поглощает как от солнца, ветра, так и от космических лучей.
Джинсы тоже служат и как накопители энергии, кроссовки накапливают и вырабатывают почти столько, как и рубашка, а ещё и подстраиваются под любую почву. Конечно, могу влезть в любую яму с грязью и выйти сухим и чистым, но разве не вся одежда и обувь такая?
— Может, — ответил я миролюбиво, — и магичная. Человек должен думать о высоком, а не.