— Узнаем, — ответил я беспечно. — За спрос не бьют в нос. У нас ещё малость осталось?
Он вздохнул.
— Надолго ли? Москва денежки любит.
— Это не Москва, — уточнил я, подумал, уточнил снова, — А Петербург любит большие денежки.
— Ну вот, — сказал он безнадежным голосом.
Поезд наконец въехал, как я понял, на территорию вокзала, я не поверил глазам, слева появился и потащился вдоль вагонов, замедляя ход, настоящий перрон!
Цивилизация бьет ключом, мелькнула мысль. Перроны по стране стали строить только в конце Советской власти. Хотя да, столица есть столица, там всё появляется раньше.
Голому собраться — только подпоясаться, мы с Иваном подхватили по мешку и в числе первых вышли из вагона. Иван выглядит ошалевшим при виде массы людей, толкотни, гомона, я уверенно повел его к выходу, а там, минуя здание вокзала, похожего на дворец турецкого султана, вышли на привокзальную площадь.
Там он снова охнул, глаза округлились, ни одной хатки или домика, а только громадные каменные здания в три-четыре этажа, широкая вымощенная камнем улица, между проезжей частью и домами проложены тротуары, вымощенные плиткой, от проезжей части отделяет барьер невысоких камней, переступить их легко, а вот испуганная лошадь не затащит повозку, пугая и калеча людей.
Он ухватил меня за рукав.
— Поглядите, барин! Что за…
По улице гордо мчится автомобиль где-то со скоростью десять километров в час, с виду та же карета, только без лошадей, а на облучке, где обычно сидит кучер с кнутом в одной руке и вожжами в другой, теперь мужик в ливрее держится обеими ладонями за тележное колесо, насаженное на толстый вал, другой конец скрывается внизу в огромном железном ящике.
Автомобиль пронесся мимо, грохоча, гремя и рассыпая искры, лошади пугались и пытались выдернуть из рук извозчиков вожжи, народ вяло ругался на дьявольские игрушки, но видно, уже привыкли.
— Самобеглая коляска, — сообщил я. — Интересно, на дровах, на мазуте или уже на бензине… Прогресс, Иван!.. Когда-то и себе такую купим! Будешь ездить…
Он сплюнул, торопливо перекрестился.
— И попасть за это в пекло?
— Пойдем отыщем гостиницу, — сказал я.
Он пугливо огляделся по сторонам.
— Может, всё же на постоялый двор?
— Иван, — сказал я с укором. — Пелагея Осиповна говорила, ты служил в императорской армии?
Он сказал со вздохом:
— И служил, и повоевал… Но в столице никогда не был. Россия велика… Такого никогда не видел!
В нашу сторону уже оглядывались свободные извозчики, большинство приехавших встречали собственные экипажи, я не успел сделать шаг, как один соскочил с козел и, поклонившись, сказал учтиво:
— Куда господа изволят?
— В приличную гостиницу, — сказал я, — но не на другой конец города, знаю вас. Во сколько обойдется?
— Семь грошей, ваша милость.
— Дам пять, — сказал я, — или спросить вон того рыжего?
— Пять грошей, — сказал он торопливо. — Садитесь, с ветерком довезу! Быстрее этих чадящих ведер!
Он распахнул перед нами дверцу, Иван было заартачился, барин должен идти впереди, но я подтолкнул его в спину и запрыгнул следом.
— Гостиница «Золотой Колос», ваша милость! — крикнул извозчик.
— Годится, — ответил я. — Гони.
Иван осторожно опустился на мягкое сиденье, прям два диванчика напротив один другого, как раз для четырех пассажиров, поскреб пальцем кожу, стараясь понять, из какого зверя выделана.
Водила взялся за вожжи, лихо и без нужды взмахнул кнутом, кони сами пошли бодрой и красивой рысью. Копыта бодро цокают по камням, из-под стальных подков вылетают крохотные злые искорки, булыжники после недавнего дождика чисто вымытые, некоторые вообще полупрозрачные с цветными жилками внутри.
Иван не отрывался от окошка, прошептал тихо:
— А чё она… как плывет? Но быстро!
— У вас в глубинке, — пояснил я, — ещё не знают про рессоры. На подводах их нет, а на коляски уже ставят.
— Здорово, — сказал он зачарованно, потом погрустнел, — а у нас живут, и не знают…
— Всё впереди, — утешил я, — и снег, и ветер, и звезд ночной полет… А самобеглая, ну и что, что самобеглая? Будут и самоплавные, и даже самолетные. Мир растет вширь, вглыбь и даже ввысь, Иван! И мы как бы тоже.
— Вглыбь?
— Вглыбь пока рано, а вот ввысь очень даже!..
Он сказал с дрожью в голосе:
— Как народу много!.. А когда работают?..
— Работающие работают, — пояснил я. — А эти так… Либо выходной, либо домочадцы.
Он охнул:
— Как же их тогда упомнить?
— А зачем?
— А здороваться?
— Тут не деревня, — пояснил я с чувством столичного жителя, — в городе не здороваются с каждым встречным. Здесь человек человеку волк, товарищ и брат. Но волк сперва. А-а, вот и гостиница, в самом деле близко, не обманул!