Хозяин с усмешкой посматривал на Ивана, но с ним разговаривает уважительнее, чем со мной, ощутил знатока, хотя какой из Ивана знаток, просто этих мечей пересмотрел в императорской армии туеву кучу и лучше меня понимает, что мне подойдет больше.
Иван покрутил один из мечей, вращая кистью, сказал со вздохом:
— Вот этот… Он такой, неброский. Сразу видно, хозяин не задира.
— Сколько с меня? — спросил я. — И вон тот нож. Нет, ножны можно поскромнее.
— Пятьдесят пять рублей, — сказал хозяин. — Включая нож.
Иван накинул мне через плечо тонкую перевязь, тоже под цвет костюма, закрепил ножны и отступил на шаг.
— Ну, — сказал он с сомнением, — вот так. Теперь видно человека благородного сословия. А то могут перепутать с купцом каким, а то и, прости Господи, приказчиком или кучером!
Хозяин сказал подчеркнуто почтительно:
— Да-да, ваше благородие, теперь сразу видно, вам палец в рот не клади.
Я кисло улыбнулся, что-то совсем не почтение слышу в голосе торговца, совсем не почтение.
Ивана я высадил у гостиницы, пусть проверяет вещи и трясётся над мешком с монетами, а я назвал извозчику новый адрес, и тот послал коней лёгкой рысью по левой стороне улицы.
Если Москва — это матушка Расея, то Петербург это наполовину Германия, а вторая половина Франция, Голландия и прочая Европа, но смесь едва заметна, всё-таки Европа достаточно однородна, архитектура практически идентична, так что я доехал по указанному адресу, нигде ни к чему не прицепившись, всё достаточно выверено и строго.
Извозчик натянул поводья, я расплатился и соскочил на выложенную ровным булыжником улицу. На той стороне, сразу за рядом декоративных деревьев и ухоженным непривычно широким тротуаром возвышается массивный трехэтажный особняк, на стенах много лепнины, у парадного входа толстые колонны, а над окнами гранитные козырьки в виде не то змей, не то драконов.
К парадному входу пять широких ступеней, массивная металлическая дверь вся в завитушках, аллегорических фигурах, но видно и то, что такую не выбьешь одним-двумя ядрами из пушки.
Я быстро вбежал по ступенькам, ухватился за толстое кольцо и несколько раз простучал по металлический подкладке.
На стук никто моментально не выскочил, я постучал снова, громче и нетерпеливее. Наконец появился массивный мужик в богатой и пышной ливрее, словно гвардеец на страже Папской Канцелярии Ватикана, окинул меня хмурым взглядом.
— Что вам нужно?
— Письмо Кириллу Афанасьевичу!
Он поморщился, протянул руку.
— Чего? — спросил я. — За рукопожатие беру золотой. За похлопывание по плечу — два.
Он повысил голос.
— Давай письмо, дубина.
— От дуба слышу, — ответил я — Ещё и зеленого. Велено передать лично.
Он поморщился снова, сказал резко:
— От кого?
— От Вадбольского Василия Игнатьевича, — сказал я и повторил: — Вадбольскому Кириллу Афанасьевичу. Ну что, могу повернуться и уйти. Скажу, что ты, дурак ряженый, не пустил. Хочешь?
Он скривился так, что скрипнули зубы, отступил на шаг и распахнул дверь.
— Заходи. Но если что-то не так, с огромным удовольствием переломаю тебе кости и вышвырну на улицу под колеса сраных повозок.
— Какой ты добрый, — сказал я. — Родовая травма, да?
Он нахмурился, а я прошёл в дверь, постаравшись пихнуть его плечом. А что, с волками жить по-волчьи петь.
Открылся просторный холл, везде мрамор, пол выложен цветными плитами, на стенах картины в позолоченных рамах, в нишах статуи, три небольших столика, явно для карточных игр, на противоположной стене развешаны различные мечи, копья, булавы, моргенштерны, а на постаментах четыре рыцарские фигуры в полных доспехах и с опущенными забралами.
Безвкусно, мелькнула мысль. Словно не аристократ приобрел этот дворец и обставил, а быстро разбогатевший купчина, у которого много денег, но мало вкуса. Половина мечей с позолоченными рукоятями, сабли с драгоценными камнями на эфесах, а ножны нагло блещут широкими накладками из серебра и золота.
Здесь в зале меня встретил лакей, больше похожий на гвардейца, видимо охранник, велел строго:
— Стой здесь!.. Васятка, бегом к хозяину. Письмо от Вадбольского!
От стены напротив отделился ещё один, одетый попроще, кивнул и молча ринулся через холл бегом, там дальше широкая лестница наверх, исчез, словно его взметнуло ветром
Вернулся через несколько минут, медленно и вальяжно спустился с лестницы, буркнул:
— Велено пропустить в зал наверху.
Похоже, интереса ко мне хозяин дворца не проявил, лакеи это чувствуют и сразу же встраиваются в настроение хозяина уже по-своему, по-лакейски начинают хамить, демонстрировать пренебрежение, дескать, слуга на службе графа почти выше простого дворянина, а то и безземельного баронета.