— Ещё?
Он прохрипел, булькая и захлебываясь кровью:
— Не… надо…
— Почему нет? — спросил я. — Мне понравилось! Я же из Сибири, тупой и очень злой.
— Прошу…
— Чё-чё, — переспросил я. — Не слышу. Похоже, просишь добавки…
— Умоляю, — пробулькал он. — не… надо…
— Хорошо, — сказал я, вытащил нож и пощекотал ему горло. — Ладно, завтра попрощаешься с хозяевами и отбудешь. Я буду здесь бывать, всё проверю. Если найду… в общем, в тот же день склеишь ласты. Я человек дикий, злобный и нехороший. Мы, сибиряки, чтим только ведмедя! А я вообще дикий, зубами рву и кровь пью! Иди… Скажешь, на лестнице споткнулся.
Во внутреннм коридоре за дверью попался слуга, посмотрел на меня хитрыми глазами, но проговорил механическим голосом:
— Я ничего не видел. Я ничего не слышал.
Я кивнул и прошёл мимо. Похоже, слуг этот надутый индюк достал ещё раньше.
И только в своей комнате ощутил, ярость трясет, как медведь грушу. Сердце барабанит быстро и часто, едва не выпрыгивает, кровь шумит в ушах, в голове теснятся сцены, как разбиваю этой сволочи череп, вырываю нижнюю челюсть и выбрасываю в окно, ещё выбиваю глаза, засовываю руку в рот и вырываю язык, тоже вышвыриваю в окно, там бегают голодные собаки…
Да что со мной? Никогда такого не было, никогда так меня не трясло и не корёжило. Вот уж правда, жил в стерильном мире среди воспитанных и крайне интеллигентных людей, даже не представлял, что могу столкнуться с подобным хамством не где-нить в деревенском кабаке, а в приличном доме в центре Санкт-Петербурга.
Часть первая
Глава 13
Утром меня ждал неприятный сюрприз. Сразу после завтрака хозяин позвал в кабинет, сам опустился в просторное кресло, мне сесть не предложил, не по рангу, сказал с ходу:
— Мы с Антонино й Ивановной посоветовались и решили оформить над тобой попечительство.
Я насторожился, спросил:
— Что это? Зачем?
— Такой закон, — ответил он равнодушным тоном. — Ни один человек не может быть оставлен без опеки, ну разве что простолюдин, да и то не в столице. Но опека только для тех, кто не достиг четырнадцати, однако попечительство до восемнадцати.
Я охнул.
— Зачем это?
Он назидательно поднял палец.
— Чтобы молодых изначально вела по жизни рука взрослых и опытных в жизни, не давая сойти на опасную или преступную дорожку. Мы с Антониной Ивановной решили отдать тебя в воинское училище.
Я запротестовал:
— Я приехал поступать в Академию!
Он поморщился.
— Амбиции, амбиции. Ты из глубинки, даже в воинское удастся воткнуть только с моей помощью и связями, а Академия находится под рукой Государя Императора. Туда стремятся лучшие из лучших! Да вся столица туда рвется!.. Сто тридцать лучших из лучших… из лучших аристократических семей Петербурга… на каждое из мест!
Я покачал головой.
— Уж простите, но я в Академию.
Он повысил голос:
— Как твой попечитель, я запрещаю…
— Вы не мой попечитель, — напомнил я вежливо. — Как это вы за ночь успели оформить документы?.. Извините, Кирилл Афанасьевич, у меня дела, вынужден покинуть ваш дом. Простите великодушнейше, я спешу…
Я повернулся и вышел из кабинета. В груди кипит, жар прокатился по телу, поднимая давление крови.
На улице поймал извозчика, тот мигом доставил до гостиницы. Мужик за стойкой взглянул с интересом, если благородный не ночевал, и вернулся утром, то должен быть с побитой и пьяной, но довольной мордой.
Я требовательно протянул руку, он со вздохом снял с гвоздя колечко с ключом и положил в мою ладонь.
Иван подпрыгнул с кровати, когда я вошёл в его номер.
— Ваша милость! Я уж думал, с вами что-то случилось!
— Я же предупреждал, — напомнил я, — могу иногда задерживаться, дела есть дела. Но ты прав, нужно срочно придумать, чем зарабатывать, а не только бить морды для собственного удовольствия. Искать кем-то закопанные клады несолидно. Да и не повезет больше так красиво.
Он кивнул, посмотрел на меня очень серьёзно.
— Что-то надумали?
— Да, — ответил я. — Откроем аптекарскую лавку.
Он спросил с осторожностью:
— А что… это?
Зеттафлопник быстро подсказал, что первый Аптекарский устав издали в 1789 году, аптек не было, как и аптекарей, только всевозможные лекари, которые чаще всего сами и составляли снадобья. А первую аптеку для общего употребления открыли в 1864-м, до этого даже в Санкт-Петербурге были только лавки по продажи зелий.
— Зельевая, — пояснил я, — будем продавать лекарства.
Он сказал поспешно:
— Да-да, ваша милость, вы в этом ещё какой умелец! Я будто двадцать лет скинул!