Я сказал угрюмо:
— Идешь — иди.
— Ну что, — сказал он насмешливо, — зассал?.. Люди, плюйте на него, Вадбольский зассал!
Подхалимы заржали, я сдержал резкий ответ и ответил как можно спокойнее:
— Зассал тот, что боится противника и предпочитает драться на дистанции. А в личке по соплям получить боишься?
Кто-то не вовремя загоготал, он побагровел, надулся как петух и проорал, выпячивая грудь, как французик из Бордо:
— Без ограничений!.. Бой без всяких ограничений!
— Хорошо, — ответил я всё тем же тоном, хотя ощутил немалое облегчение. — Согласен.
Подхалимы снова зашумели, обрадованно, как плебеи на скамьях Колизея, но из ниоткуда возник Москаленко, наш воспитатель, подскочил ближе, замахал руками:
— Я против!.. Против!.. Вы обезумели?.. А если кто-то убьет, это же и сам на каторгу, и весь род опозорен!.. Нет, я такого не допущу!
Один из прихлебал Москаля сказал пьяным голосом:
— Да никто не выдаст… А Вадбольский побоится.
— Да? — спросил Москаленко. — Вас двадцать рыл, и никто не проговорится?..
Я надеялся, что Москаленко запретит схватку, но вряд ли беспочвенны слухи, что старшекурсники его тоже снабжают на халяву спиртным, он оглядел меня с ног до головы, но с меня взять нечего, вздохнул и сказал мощным пропитым голосом:
— Ладно, разрешаю бой до первой крови…
— Нет! — проревел Москаль. — Бой, пока один не ляжет и не будет умолять о пощаде!
Москаленко повернулся ко мне, я кивнул. Он горестно воздел очи горе, вскинул обе руки и прокричал:
— Бой прекращается, как только один из дуэлянтов не сможет встать! К бою!.. Готовы? Начали!
Москаль сразу же задвигал руками, между ладонями начал формироваться огненный шар. Я не стал ждать атаки, бросился навстречу, Москаль поспешно выбросил шар огня, я легко отклонился в сторону, огонь пронесся мимо.
Мне оставалось не больше десятка шагов, как он метнул ещё шар. Пламя слегка задело левую руку, я мог бы уклониться больше, но ещё недостаточно ускорился, однако не успел даже ощутить жара, только лица чуть коснулась волна тепла.
Третий шар он скастовал и метнул, когда мне оставалось пять шагов, я сдвинулся вправо, но он разгадал маневр или прочувствовал, шар огня ударил прямо в середину груди. Меня отшатнуло, с трудом устоял на ногах, успел заметить удивление на лице Москаленко и Горчакова, рубашка даже не потемнела, хотя должна бы обратиться в пепел.
Ещё три быстрых шага, он создал самый большой шар, но я левой отцепил одну его ладонь от другой, и шар погас. Правой я с наслаждением влупил в морду. Он успел дернуть головой, я попал не в челюсть, как хотел, а в скулу, пальцы слегка дернуло болью, но зато услышал сладостный хруст.
Москаль вскрикнул и обеими ладонями схватился за ушибленное место, потом правую метнул к поясу, где рукоять ножа, я воспользовался моментом и наконец-то ударил в челюсть, снова услышал хруст, ударил ещё раз, ломая кость и вбивая крошево зубов в пасть.
Он всхрюкнул и опустился на колени, затем повалился лицом в землю. Я постоял над ним, дескать, пусть поднимется, ещё добавлю с превеликим удовольствием, вы же кровавой драки хотели, но Москаленко достаточно быстро вышел к нам, наклонился к Москалю, потрепал по щекам, выпрямился и сказал громко:
— Бой окончен!.. Победитель — баронет Вадбольский!
Среди подпевал Москаля разочарованно загудели, но некоторые улыбались кумира иногда надо опускать на землю и выщипывать из хвоста самые яркие перья.
Подошел Горчаков, хлопнул меня по плечу и сказал заговорщицким шепотом:
— Я сразу понял, когда ты снял камзол.
Я буркнул:
— Ну и что ты понял?
Он помял пальцами мое плечо, сказал победно:
— Что вот эта рубашка под моими пальцами… она очень непростая! Камзол бы сразу в пепел, ещё и шкуру бы пропалило до кости!
— А-а-а, — протянул я, — ну да, зачарованная. По правилам это не запрещено. В зачарованной даже спать можно.
Он снял ладонь с плеча, посмотрел на пальцы.
— Ишь, даже не нагрелась! Очень сильный маг поработал, сразу вижу. Сколько за неё?
— Денег не хватит, — сказал я, — хоть ты и княжич.
Он покровительственно улыбнулся.
— Я не просто княжич, мой отец — светлейший князь!
Я кивнул, как бы соглашаясь, что да, круто, хотя светлейшие, как теперь понимаю, тоже разные. Вон Кутузов и Суворов — князья светлейшие. А другие с какого перепугу?
Он пошел рядом, остальные провожали меня разочарованными взглядами. Трое старались поднять Москаля на ноги, но у того подгибались колени, норовил снова лечь, его подхватили под руки и потащили в сторону лавок, туфли бессильно скребли сырую землю.