В самой Академии ректор вызвал к себе всех четверых, меня тоже, пусть я и всего лишь шерп, слуга, какой с меня спрос, но тоже какой-то источник информации.
Я вошёл молча, остановился у двери, молчал, сопел, глупо таращил глаза на стены в картинах, где одни тяжелые в золоте рамы стоят тыщ по десять, а там ещё на полотнах нарисовано, тоже деньги.
Зильбергауз пару раз бросил на меня острый взгляд, поморщился и больше не обращал внимания, сосредоточившись на суфражистках.
— К нашему Лицею, — говорила Глориана пламенно, словно лед может гореть, — будет отныне приковано внимание всего прогрессивного мира!.. Лицей выиграет от того, что мир узнает о женском подвиге. Это зачтется в международном признании, женщины всего мира будут говорить про Санкт-Петербургский Лицей, как про оплот гуманизма и передовых идей, а это привлечет симпатии и добавит финансирования.
Зильбергауз молча кивнул, финансирование всегда больной вопрос, но как бы ревнители консервативного образа мышления не перекрыли краник, эти сомнения легко считывались на его лице, Сюзанна Дроссельмейер сделала шажок вперед и добавила деловито:
— Сейчас прогресс в моде. Я говорила с родителями, отец сообщил, что поднимет вопрос в Сенате, чтобы позволить нашему Лицею открыть филиалы в Киеве, Харькове и Минске…
Зильбергауз, судя по его лицу, приободрился. Даже, если филиалы открыть не позволят, но уже внимание к этому вопросу выдвигает Лицей в число передовых и умеренно прогрессивных.
Иоланта цветет и пахнет, довольная и счастливая. Вряд ли её родители одобрят её поступок, но это когда ещё новости докатятся на перекладных до Франции, но сейчас она демонстрирует Зильбергаузу поддержку даже не Бургундии, а всех трех королевств Франции.
Сегодня Иоланта вышла на прогулку в окружении фрейлин, так показалось, хотя в Академии все на одинаковых правах, но в женском корпусе то же, что и у мужчин, вокруг высокородных собираются худородные, образуя свиту.
Мне казалось, что от них будет трудно избавиться, но Иоланта бросила им одно лишь слово, и все послушно отступили, а она, блистательно улыбаясь, двинулась мне навстречу, сияющая и восхитительная.
— Ваше высочество, — сказал я и театрально поклонился, — мое почтение…
— Ну да, — ответила она саркастически, — так я и поверила, что Вадбольский к кому-то может иметь почтение.
— Ваше высочество!
Она небрежно отмахнулась, глаза сияют, щечки горят румянцем счастья.
— Уже весь Петербург, — сообщила она заговорщицким шепотом, — гудит о нашем подвиге!..
Я улыбнулся, она сразу нахмурилась и обиженно поджала губы, я сказал поспешно:
— Да-да, подвиге!
Она сказала резковато:
— Не кривись. Когда-то и мы будем так же просто, как и вы, и сможем любую работу. Но сейчас подвиг! Мы рисковали. Вы не понимаете, общественность могла и не принять нашу сторону! Случай, согласись, вызывающий!
— Понимаю, — пробормотал я. — Что скажет княгиня Марья Алексевна…
— Вот-вот! Её мнение очень важно. Но Глориана просчитала всё верно, мы всколыхнули это болото. И поддерживает нас больше людей, чем ожидалось. Это значит, идея раскрепощения женщин уже бьет в стены и рушит крепости.
— Поздравляю, — сказал я как можно радушнее, в самом деле это великое событие, зря хамлю, никто из женщин не ходил в Проходы, имена первых будут на скрижалях и ещё на чём-то, тоже важном и почетном. — Вы в самом деле молодцы… и ломатели старых устоев.
Она кивнула и сказала заговорщицки:
— Глориана планирует устроить грандиозный прием в честь этого мирового события! Оно в самом деле мировое, не кривитесь.
— Не кривлюсь, — заверил я поспешно. — Никто и никогда раньше, вы первые. Вы и многим мужчинам утерли носы.
Она довольно улыбнулась.
— Вот-вот. Кстати, очень возможно, вы тоже будете приглашены.
Я отшатнулся.
— Чё-чё?
Она горестно вздохнула.
— Ну вот, об этом она и говорила. Говорит, можете опозориться и всех нас опозорить. Ладно, мы уже прикинули, что нужно сделать. Сейчас вы любезно и почтительно приглашаете меня после занятий попить кофе в ближайшем кафе. И там мне предстоит решить…
В её глазах были насмешка, интерес, и странные огоньки, то ли хочет, чтобы опозорился, то ли напротив, желает мне выдержать трудный экзамен светского этикета.