Милка приобрела скромно-торжествующий вид.
— Молодец, — одобрила Маша, — что-то у вас все время администрация наглеет. А у нас тут тоже, кстати говоря… У нас же бассейн не подземный, как в вашем доме, а на самом верху. Так… — ой!
Здесь Маша взметнулась и бросила на лету:
— Илюшка плачет… забыла передатчик включить…
Вадим погрустнел: сейчас придется что-нибудь соображать и делать, чтобы беседа не провисала. Чтобы не показаться в очередной раз асоциальным типом.
Вернувшись, Маша застала Милку, утомленную пятиминутным молчанием. Дима нудно рассказывал о каких-то китайских грибах, а Вадим смотрел на него, прищурившись, и как бы отсутствовал. Будто его и не было здесь, только пустое тело дожевывало остатки пищи, навалившись на стойку… Маша воткнула в розетку выводящую часть передатчика и вернулась на место. Видимо, чтобы не оставить Маше возможности включиться в уже существующий разговор, куда ее саму отчего-то не взяли, Милка начала собственный. Скорее всего, первым, что ей пришло в голову:
— Я тут десять штук в церковь пожертвовала.
Фраза получилась усиленно-декларативной, и Милка испугалась ее эффекта: все повернулись к ней, Дима даже звякнул об тарелку оброненной ракушкой. На Машином лице образовался искренний интерес. Она спросила вкрадчиво, опасаясь спугнуть такую дивную тему:
— А зачем?
— Как зачем? — Милка озадачилась. — Ну, чтоб помочь, и все такое…
— Кому?
— В смысле? — Милка, похоже, не смогла соотнести этот вопрос с той информацией, что она предоставила.
Дима помог: поправил указательным пальцем очки и выступил во вполне праздничном тоне, будто желая выдать вопрос за совершенно новый, придуманный им самим:
— А тебе-то это зачем э-э… Милочка, родная?
— Ну вы совсем какие-то, — фыркнула Милка облегченно, пережив десять секунд непонимания. — Помогать надо людям, делиться, и все такое прочее… Ты же вон всем помогаешь… (Милка сосредоточилась на Маше, ища поддержки, но та осталась неубежденной.) — Если на то пошло, я как раз перед этим вспоминала. Ну, как я раньше жила, что плохого делала… — Милка взяла вызывающий тон: — И решила грехи замолить. И начать жить по-другому. — Взглянула гордо.
Дима пробубнил:
— Ну, грехов немного было — всего-то на десять тысяч… «шкоду» только какую-нибудь и купишь…
Маша вскользь кинула в него взглядом и снова вступила:
— А ты — в Бога веришь, дорогая?
Тут уже Вадим взглянул на жену: вопрос был неподобающ для этой плохо подобранной компании. Но Милка не знала о том, что подобный вопрос может быть неподобающ:
— Ну… верю. На всякий случай.
— То есть — вдруг Бог все-таки есть и потом отвечать придется? — уточнила Маша.
— Типа того… — Милка смутилась. Настолько пристальное внимание было ей все же не по плечу.
Маша сочувственно помолчала, а затем спросила:
— А тебе не кажется, что так «верить» — ну как бы немножко трусовато получается? И даже с точки зрения Бога… Может, лучше совсем не верить, чем вот так, из-под палки? Ну и пожертвование это — не по-настоящему доброе дело. Может, оно даже совсем не доброе… если учесть, что средства пойдут, скорее всего, на дополнительные рясы попам… в лучшем случае…
— Ты меня что-то совсем затюкала, — пожаловалась Милка.
Дима снова подвинул очки указательно и промолчал. Вадима же посетило смутное ощущение, что он живет какой-то неправильной жизнью. И окружен неправильными людьми.
Маша обняла Милку:
— Да ладно, это я так… не обращай внимания.
— Ну, я пойду, — робко призналась Милка. С этой точки ей сегодня было уже не построить удачного монолога. Маша отправилась провожать ее до дверей.
— Привык уже к этой м-м… вихрастой особе в узких платьях? — Дима из вежливости предложил сигарету Вадиму и задумчиво закурил.
— Почти, — ответил Вадим. — Забросил попытки понять, чем она импонирует Маше… Хотя человек она неплохой. Не злая.