Волки!
— Батя, сюда! — машет Вадимка. — Скорее!
Я торопливо ползу к нему, и Тымба за мной, как приклеенная.
— Что, Вадимка?
— Смотри, волк!
Метрах в сорока действительно бежит не то волк, не то собака. И как-то очень неопределённо: ни к стаду, ни к лесу — вдоль фронта бежит.
— А если Гарпанова собака, Вадимка?
— Какая собака? — шепчет он. — Видишь, хвост как палка. Я в книжке читал, у волков всегда хвост палкой.
Вот этого я, честно говоря, не знаю.
Вадимка раскидывает ноги, как солдат на стрельбище, пригоняет приклад к плечу, подводит мушку под волчью голову, затаив дыхание плавно нажимает на спусковой крючок. Очень плавно, как в тире.
Гремит выстрел. Волк на бегу тычется в кочки.
— Готов!
Вадимка вскакивает, с дымящимся ружьём бежит к зверю.
— Стой, Вадим, стой!
Я хватаю сына за рукав, останавливаю. Надо осторожно подходить к этому зверюге. А вдруг он притаился — бывают такие хитрецы.
Нет, большой волчище лежит в воде. Над правой бровью его зияет рана величиной с пятак.
Все посты сбегаются посмотреть на зверя.
— Ты, Федя? — спрашивает Степан Степаныч.
— Вадимка.
— Поздравляю, брат! — Степан Степаныч приподнимает Вадимку. — Утёр нам носы, ничего не скажешь.
— Хороший выстрел, — хвалит Гарпан. — Молодец парень! А Тымба где?
— Здесь была.
— Теперь в палатке ищи. Ну, пошли чаевать! Как-никак пятьдесят рублей заработали, одного оленя оправдали.
Впереди шагает Вадимка; за ним Гарпан с волком на плече; позади мы, неудачливые охотники.
Гарпан бросает ношу у входа, вытаскивает из-под кровати Тымбу и несёт её к волку. Она рвётся, визжит, будто стрелять её хотят.
— Но-но! — Гарпан крепко держит щенка. — Нюхай, нюхай волчью кровь!
Он суёт её носом в рану под остывшим глазом.
Запоздало выскакивают из лесу собаки, остервенело бросаются на волка.
— Я вас, лодыри! — Гарпан замахивается на собак. — Какого зверя пробегали!
Старик опускает щенка на землю.
— Так вот учи её, Вадимка. Теперь она волка не будет бояться.
Вадим безмерно рад своей удаче, но виду не показывает. Пусть эта Асаткан не думает, что он трус и хвальбишка. Если случится — он и на медведя пойдёт. Очень просто.
Вот какие честолюбивые мысли у моего сына!
Глава пятая
СОЛОНЦЫ
Утром приехали остальные члены оленеводческой бригады, и с ними бабушка Лапо.
Всем нам интересно посмотреть на неё. Бабушка Лапо низенького роста, размашиста в плечах, крупноголовая. Волосы у неё длинные, белёсые, как зимняя ветошь.
Ходит бабушка покачиваясь, как моряк на палубе, зато на олене сидит — любо посмотреть, будто родилась на нём.
Асаткан первая подбегает к ней; та вручает внучке приготовленные сладости, гладит короткие чёрные косички.
Давно бабушка не видала Асаткан, крепко соскучилась. Ждала, ждала — и сама приехала.
Бабушка Лапо и дедушка Гарпан хорошие друзья, вместе за Советскую власть воевали.
— Чево стреляли, чево шумели? — спрашивает Лапо. — Сами себя боялись?
Гарпан рассказывает о волчьем набеге, горестно прищёлкивает языком, ругает себя за оплошность: «Прозевал, старая головешка! Пошто сразу не смотрел? Следы видал бы. Худо-худо! Це-це-це!»
— Худо-худо! — соглашается Лапо. — Придётся своих оленей колхозу отдавать. Вот какая ты головешка!
Бабушка смотрит на нас с любопытством лесного человека.
— А ето хто такие?
Вообще-то не положено у эвенков сразу спрашивать о незнакомцах, но Лапо считает себя «русачкой» и потому отступает иногда от родовых привычек. Гарпан коротко сообщает, кто мы и зачем здесь. О нашем блуждании — ни слова, а Вадимку возводит в герои.
Бабушка ласково щурится, блестит глазами цвета голубицы, кивает в знак одобрения. Все удивляются, где она взяла такие «русские» глаза. Но Лапо не говорит, потому что сама не знает.
— Однако, Куладай-Мэргэн 1 будет, — тычет она трубкой в Вадимку. — Женихом Асаткан будет. Хе!
Асаткан молчит: нельзя перечить старшим, даже если они говорят не то, что нужно. Какой же она будет невестой Вадимке, если они поссорились навечно? Правда, бабушка не знает об этом, но она расскажет ей, всё расскажет. И о рукавице спросит, обязательно.
Сегодня у нас днёвка. Мы уступили просьбе Ивана Гурьяныча.
Что поделаешь?! Годы не те, видно; переоценил Темник свои силы, давно по тайге не хаживал.