Вскоре трогаемся и мы, только в другую сторону — на восток.
Глава шестая
КТО УБИЛ КОЗУ?
Путь наш лежит через горы, топи, реки. Маршрут поначалу был довольно ясен. Надо пройти километров пять по Говорушке, свернуть в широкую долину, проехать по ней часа три-четыре. Там встретится вторая речка — Талаканка. Её тоже надо перебрести. И сразу повернуть направо, так, чтобы солнце всё время было навстречу, а река сбоку. Этой дорогой ещё день ходьбы. И как раз попадём в районный центр.
Четвёртый день нашего путешествия начался нескладно, особенно для меня. Как-то всегда так получалось, что я переезжал речки на Милке и не было такой переправы, где бы ни купался. В конце концов, я стал садиться на нее в одних трусах, при необходимости прыгал в воду и плыл самостоятельно.
К полудню снова потерялась Тымба.
Мне надоела эта канитель, Ивану Гурьянычу тоже. Один Степан Степаныч терпит. А Вадимка стоит возле Милки, опустив голову. Дрожащие руки его мнут повод, ресницы влажно подрагивают. Это не потому, что я его ругаю; ему жалко Тымбу.
Темнику не хочется слезать со своего трона. Он думает, как поскорее выбраться на сухое место, стать лагерем, сварить что-нибудь, поесть и вздремнуть часок-другой.
— Стал быть, шут с ним, со щенком, — зевает Темник. — Прибежит — хорошо, а нет — ещё лучше. Дай бог самим выбраться из чёртовой трясины.
Степан Степаныч молчит и курит.
— А я пойду искать Тымбу! — упрямится Вадимка. — Это дедушка Гарпан виноват. Я не хотел отпускать её.
Ну что ты станешь делать! Опять зло подбирается ко мне, и я кричу:
— Оставайся, если хочешь! Твой щенок нас в гроб загонит!
Степан Степаныч хмурится, терпеливо жуёт мундштук дешёвенькой папироски — последней, если я не ошибаюсь.
— Ты не прав, Федя, — говорит он осуждающе. — Все мы согласились взять щенка — значит, все мы за него в ответе.
— Я возражал, если ты помнишь.
— Да, сначала возражал, а потом согласился — разница небольшая. Давайте сделаем так: вы поедете дальше, остановитесь где-нибудь на пригорке, а мы с Вадимкой назад повернём, Тымбу поищем.
Предложение Степана Степаныча не вызывает во мне восторга: не хватало, чтоб мы потеряли друг друга. Тымба Тымбой, а люди людьми.
— Нет, — говорю я, — так не пойдёт.
Мы поворачиваем лошадей и едем в обратную сторону. Вода с утра хлюпает в наших моршнях; они, будто мохнатые жабы, ненасытно пьют мутную жижу. Моросит мелкий, мелкий дождичек.
Хочется есть, пить, спать — всё сразу.
Ни в воде, ни в кочках Тымба потеряться не могла. Ближний перелесок от нас километрах в пяти-шести. Если нет в ближнем, нужно ехать во второй. А где он, второй? Километров за десять?
— Ты не помнишь, Стёпа?
— Как будто так, Федя.
Я уже усмирил свой гнев. Правда, он ещё тлеет, как худая головешка в печи, но огня больше не будет.
О, мокрое счастье наше! И ты иногда поворачиваешься к нам лицом. Негодница Тымба стоит возле чековой лиственницы, неотрывно смотрит вверх. У ног её лежит растерзанный бурундук, на верхушке дерева сидит белогрудая белка.
— Тымба, на место! — кричит Вадимка.
Щенок отскакивает от дерева, бежит в чащу. Сын бросается за ним, хватает, прижимает к себе.
Здесь мы варим обед и отдыхаем часа полтора. Стреноженные лошади пасутся возле дымокура. Степан Степаныч и Темник похрапывают, подложив под головы сёдла. Вадимка играет со щенком.
Я сижу у потухающего костра, размышляю о нескладном путешествии. Запасы наши кончаются. Последнее мясо мы сварили ещё вчера, крупы не густо. По праву завхоза я решаю с завтрашнего дня ввести хлебную норму. Хорошо, если плутать нигде не будем.
Странная попалась нам тайга. Сколько идём — ни глухаря, ни рябчика нет, одни бурундуки да белки. Какой толк от них?
Часа в четыре трогаемся дальше. Иван Гурьяныч, покачиваясь на Грозном, предлагает сократить дорогу по диагонали. Место знакомое, только что проезжали.
Вроде бы хорошо, заманчиво — кому охота по кривой топать? А Степану Степанычу не нравится. Он скручивает папиросу из берёзового листа, чиркает спичкой. Затянувшись, долго и надсадно кашляет.
Не может Степан Степаныч без табаку.
— Дело ваше, решайте как хотите. Только скажу одно: горе тому, кто пытается сократить таёжные тропинки.
Боится Степан Степаныч, как бы снова не заблудиться. Главное, табаку нет у него, на берёзовый лист нажимает. А мне думается, никакого риска нет. Вон та сопка, откуда мы вернулись. Маленько спрямим — и делу конец. Глядишь, часа два-три выиграем.