Приносит он целый бидон молока.
— Тут, — говорит, — и людям хватит. Как волкодава зовут?
— Как? — спрашиваем Вадимку.
— Не знаю.
Вот это здорово!
— Сеньором Помидором зовут, — балагурит Иван Гурьяныч.
— Это она, — сообщает Вадимка, стряхивая искру с кеда.
— Давайте имя придумывать? — предлагает Степан Степаныч. — Тайга!
— Тымба!
— Дамка!
— Подведём черту, как говорят у нас на собраниях. — Степан Степаныч снимает шляпу. — Прошу высказываться.
«Тайга» и «Тымба» проходят единогласно.
— Голосовать! — требует Вадимка. — По-честному!
— Самое честное, Вадимка, — это моя шляпа, — уверяет Степан Степаныч. — Пиши на двух бумажках: «Тайга» и «Тымба» — и давай их мне.
Он кладёт в шляпу свёрнутые бумажки, трясёт перед Вадимкиным носом.
— Тяни, брат.
Вадимка вытаскивает бумажку: «Тымба».
— Виват Тымбе! — басит Степан Степаныч, так что Темник вздрагивает.
— Ура-а!
Это мы кричим, поддавшись настроению Степана Степаныча. А он приглашает:
— По случаю крещения шейка прошу отведать солёной рыбки.
Едим тут же на сельсоветском столе. Всё исчезает мгновенно, как под взглядом волшебника. Валентин Иванович приносит ещё несколько рыбин.
— Тащил бы всю бочку, — предлагает Гурьяныч.
Тымба лакает молоко из консервной банки.
Вечернее солнце скатывается за далёкие хребты, в прозрачном небе играют стремительные ласточки, лениво кружат сытые орлы. Кой-где дымятся туманом бело-зелёные сопки, с тёмной реки тянет дрожкой прохладой. К белому острову шумно плывут лодки с баяном и песнями.
— Что ищете в наших краях? — спрашивает Анна Петровна. — Может, помощь какая нужна?
— А вот это! — Степан Степаныч разводит руками. — Не знаю, как товарищам, а мне такая жизнь нравится. Возьмёте в свой колхоз?
— Рады бы, только должности подходящей нет.
— А я без должности, вместо сивки-бурки.
Он размяк, Степан Степаныч, ещё больше подобрел. Занятным стал, разговорчивым.
Я приглядываюсь к Валентину Ивановичу. Он совсем молод, каких-нибудь двадцать восемь лет, четвёртый год живёт на севере. Приехал не то из Ленинграда, не то из Киева.
— Нам бы эвенков посмотреть… — просит Степан Степаныч. — Не подскажете, где лучше?
— Без этого не обойдётся, — уверяет Валентин Иванович. — И в Тымбе можно, и на оленьих стоянках. Интересный народ, самобытный. Иные сразу к новой жизни привыкают, иные с трудом, особенно старики. Был тут у нас один случай, давний правда, но интересный.
— С бабушкой Лапо? — спрашивает Анна и заранее смеётся.
— Расскажите, пожалуйста, — просит Вадимка.
— Ладно, слушайте. Живёт у нас такая древняя старушка — бабушка Лапо. Есть у неё внучка Гайонка. По-русски сказать — красивая. Решили мы им дом построить. Как решили, так и сделали. Поселяем бабушку в дом, а она не хочет. «Домовых, говорит, боюсь. У вас, у русских, домовые есть».
Мы смеёмся над ней: это, мол, только в сказках. И внучка ей то же самое толкует. «Ладно, — говорит бабушка Лапо, — где мне с вами спорить! Буду в дом переселяться».
Да, поселиться-то поселилась, а жить не живёт. Как дело к ночи, она к другим эвенкам кочует, к тем, которые ещё в чумах остались. Семьи две-три их было. И Гайонку с собой тащит.
Стали у нас свет проводить. Купили мы двигатель, сильный, надёжный. Приходит монтёр в бабушкин дом — нет её, второй раз приходит — нет. «Где бабушка?» — у соседей спрашивает. А те отвечают: «Не живёт бабушка дома, в чум укочевала».
Стали мы с ней опять разговаривать. Свет провели, кровать с панцирной сеткой достали. Специально в район ездили.
Бабушка снова соглашается: «Ладно, поди-ка, больше кочевать не буду, жить буду».
Иду я как-то домой поздновато, на конюшне задержался. Смотрю, горит свет у бабушки Лапо. «Значит, дома, — соображаю. — Зайду проведаю».
Стучусь, стучусь — не отвечает. Я посильней, кулаками барабанить стал. Вдруг, думаю, беда какая стряслась. А из-за двери кричат: «Хто там? Заходи, мне шипко некогда!»
Открываю дверь. Смотрю, стоит бабушка на табуретке и рукавицу на лампочку надевает.
«Что делаешь, бабушка?» — спрашиваю.
«Свет увернуть надо. А как? Я знаю, што ли?»
«Вот, говорю, выключатель есть». И показываю, как он действует.
А бабушка стоит и по голове себя шлёпает:
«Вот дура-баба, пошто у Гайонки не спросила?»
Вадимка смеётся больше всех.
— А что, если бабушке Лапо телевизор показать? Вот бы удивилась!
— История, в самом деле, смешная. Степан Степаныч захлопывает записную книжку. — Долго добираться до оленьей стоянки?