— Понял, — буркнул Серго, глядя в сторону.
Послушав затихающие шаги бригадира, он еще раз выругался от души и протяжно вздохнул. И досада была из-за того, что ерунду нашел вместо ценной вещи, и облегчение, что из лап Колдыря вырвался. Тот на Помойке уже девять лет работает, его не проведешь. Если сказал, что найденная вещь — это вещь, можешь верить сто процентов. И сто процентов же получить гарантию, что вещь из лап бригадира не уйдет. Жаден бригадир патологически, как сказала Нура, даже ногу себе новую вырастить не хочет — деньги экономит. Да здесь все экономят и копят.
Конечно, за ценную находку полагалась премия в размере одной сотой от ее стоимости, но премию эту выплачивали только при увольнении. То есть, когда инфляция большую часть стоимости находки уже сожрет. А увольняться с Помойки по другой причине, кроме как по возрасту, и, в редких случаях, по причине находки раритета, дураков не было. Особенно с их Помойки, которая официально числилась по документам как очистной комбинат «Золотое дно».
Гигантские залежи разных разностей, которые люди сбрасывали в океан столетиями, наконец решено было разгрести, чтобы расчистить место для подводного строительства. На поверхности единственного крохотного, скалистого материка Риты людям места уже не хватало. Устроившись полгода назад на работу, Серго сразу, на второй же день, нашел какой-то ценный предмет и, по неопытности своей даже не понял, что же такое нашел. Его потом просветили товарищи, но не открыто, а так, намеками. Академия наук записала в его лицевик благодарность за хорошую работу и зачислила крепенькую тысячу денег. Товарищи похлопали его по плечам, поздравляя, и завистливо покачали головами: везет дураку, да не впрок. Почему дураку — это он потом понял, со временем. И почему люди всеми правдами и неправдами стараются устроиться на работу именно в Помойки. И почему один счастливчик, работавший в их комбинате, внезапно уволился, подсигивая от радости, и умотал на Землю со всеми своими родственниками.
Ах, если бы опять найти настоящий раритет! Невесту в охапку — и вон отсюда! Ближайшим пульсом — вон! Даже Б-принтер не взял бы, честное слово. Вот клянусь, не пожалел бы, хоть он и новый почти. Колдырю даром отдал бы на радостях. Это если удалось бы раритет отсюда вынести и продать нелегально. А может, и не удалось бы, желчно подумал он. Может, и черную метку в лицевик получил бы. Кто знает — что к лучшему, а что нет. Может, и хорошо, что соблазна избежал.
А ведь я бы его прихлопнул ковшом-то, если бы и вправду раритет нашел, вдруг понял Серго, и его даже затошнило слегка, нехорошо стало.
Утерев ладонью рот, вздыхая, он побрел в раздевалку. День был тяжелый, поесть и поспать хоть часок надо, пока Нура с работы не пришла. А эту штуку не выброшу, упрямо подумал он. Отмою, выварю хорошенько, отполирую и на полку поставлю. Когда на Землю прыгнем, мы ее с собой заберем, на память. Все равно отсюда больше вывезти будет нечего, кроме лицевика с шестизначным числом. Или хотя бы с пятизначным. Это если им повезет, и они с Нурой не загнутся здесь от какой-нибудь новой болячки, которые появляются не реже, чем раз в полгода и успевают скосить до четверти населения Риты, пока врачи лекарство не найдут.
Нура детей хочет, тоскливо подумал он, но такую роскошь мы сможем позволить себе только на Земле. Ладно, хватит тоску разводить. Все будет хорошо. Это надо все время себе повторять: все будет хорошо. Обязательно все будет хорошо! Тогда не так тошно.
Придя домой, Серго еще раз осмотрел камень. Две полусферы с изящными, сплетающимися в узор линиями, словно кто-то продавил эти линии в панцире существа горячей округлой палочкой. Ничего особенного. Полусферы сходились плотно, но Серго понял, что что-то там должно быть внутри, мякоть или еще что. Надо будет потом, когда Нура уйдет в гости к подруге или к родителям, взять инструменты и попробовать вскрыть эту штуковину. И он засунул находку в шкафчик на кухне, между маленькой посудомойкой и полочкой для бытовой химии.
2
Осси вспомнил себя. Не совсем вспомнил, скорее — ощутил сначала свой дух, потом тело. Тело почти не слушалось. Медленно выходя из забытья, он подумал: не трогайте меня. Потом сознание прояснилось, и он понял, что куда-то движется. Не сам. Движение было быстрым. Его несло, ухватив отростками, что-то или кто-то. Кто-то или все-таки что-то? Осси негромко задал вежливый вопрос и понял, что его не слышат. Или не понимают? Равномерные движения сменились покоем, и Осси опять стал проваливаться в забытье — силы после тысячелетней спячки были почти на нуле. И было слишком сухо и холодно. Осси плотнее сомкнулся, но тут его вдруг поместили под струю теплой воды. Вода была гадкая, с отчетливо ржавым вкусом и совсем без соли, но теплая. Осси тихо попросил горячей воды, щелочи и соли, но ему не ответили. Оно все-таки неразумное или глухое? Осси обратился к существу так громко, как смог. Нет ответа.