5. «Иногда скандинавское влияние прослеживается по антропологическим материалам (грунтовые захоронения у церкви Климента в Старой Ладоге, курганы в Шестовицах под Черниговом, могильник Куреваниха в бассейне реки Мологи)» [97, с. 160]. К сожалению, датировка останков германцев не приводится.
6. «Одним из вариантов становления городов на Руси был путь через торгово-ремесленные поселения, аналогичный варианту формирования городов в центральной части Балтийского региона (Скандинавия, западнославянские земли)» [97, с. 160]. Тоже понятно: единый народ имел единые типы поселения.
7. «Восточный путь и система водных коммуникаций в лесной зоне Восточной Европы сыграли важнейшую роль в формировании структур расселения, образования городов и тянущих к ним территорий» [97, с. 160]. Удивление археологов по этому поводу понять можно. В силу того, что IX в. ими был принят за век сложения древнерусского протогосударства, дальше племенного строя и городов как центров сельскохозяйственной округи их мысли не выходили, хотя теперь этот тезис они связывают с идеологическим давлением. Теперь археологи с удивлением отмечают роль международной торговли, причем германцы, варяги и скандинавы оказываются источниками градообразующих концепций. Очевидно, должно пройти еще довольно большое время, прежде чем ученые окажутся в состоянии понять, что подлинной, то есть активной, влияющей на соседние народы и страны, была именно Ярова Русь, которая и порождала как нужные ей города, так и интересные для нее изделия, тогда как Русь Славян к этому моменту представляла собой более провинциальные, но тоже русские территории. И шло русское культурное освоение провинции из центра, Вагрии и Скандинавии, которые были на тот период русскими.
«Все перечисленные факты, установленные на археологических материалах, при учете новейших наблюдений и выводов, сделанных историками и филологами, занимающимися русско-скандинавскими отношениями, создают совершенно иную базу для решения многих ключевых проблем русской истории, нежели та, на которую можно было опираться несколько десятилетий назад. Проступающие контуры новой концепции истории Руси во многом восходят не к построениям ведущих советских историков середины века – Б. Д. Грекова, С. В. Юшкова и М. Н. Тихомирова, а к русской исторической мысли начала столетия – В. О. Ключевскому, С. Ф. Платонову, А. Е. Преснякову. Путь вперед в наши дни должен аккумулировать лучшие достижения либеральной отечественной историографии, незаслуженно отброшенные в 30-е – начале 50-х гг. нашего столетия (то есть в XX в. – В. Ч.). Варяжский вопрос, как вопрос о роли скандинавов в начальной русской истории, в новых построениях займет совершенно определенное заметное место и должен решаться на основе строгого анализа фактического материала, а не заданных идеологических установок» [97, с. 160–161]. Теперь можно ответить на вопрос, почему чтение надписей на подвесках из Рюрикова городища было доверено всего одному скандинависту (им оказалась Е. А. Мельникова, хотя мог быть и кто-то иной, дело не в конкретной личности) и позже не было никем проверено и подтверждено: потому что сложилась новая парадигма о германской принадлежности пришедших на Русь Славян варягов и скандинавов. И эта парадигма давит на выводы современных академических археологов не слабее, чем прежде давила неверно понятая руководством идея о том, что из Скандинавии на Русь якобы никто не приходил. Одна идеологическая зависимость сменилась другой, создавая иллюзию свободы научного исследования.
Заключение Е. Н. Носова. «Кажется сейчас несомненным и то, что вопрос о варягах на востоке должен постоянно анализироваться на фоне глобальной проблемы движения викингов, а явления, происходившие в разных частях мира викингов, необходимо рассматривать в сравнении. Хотя это представляется вполне очевидным, в советской и уже в новой русской историографии рассмотрение варяжского вопроса зачастую замыкается в границах Древней Руси, а в результате многим общим явлениям истории придается (в подлинном тексте говорится «предается», то есть, по мысли Е. Н. Носова, речь идет о предательстве. – В. Ч.) излишняя исключительность и своеобразие» [97, с. 161]. Здесь, как ни странно, я с этим археологом полностью согласен. Зачем, например, позднюю и малозаселенную Русь Славян называть Древней Русью, когда и она, и тем более Ярова Русь были гораздо древнее? Этот кабинетный плод деятельности реально придает историографии якобы Древней Руси излишнюю исключительность и своеобразие. Согласен я и с тем, что требуется непрерывный анализ проблемы движения викингов, чтобы понять, где и как началась и крепла германизация этих русских поначалу поселений и способов жизни народов Яровой Руси. Наконец, я полностью за то, чтобы от Руси Славян перейти к Яровой Руси и заняться написанием ее истории.