- Тетя Симона, - сказал мальчик, - вы не хотите улетать с Земли, да?
Симона быстро посмотрела на него:
-- А ты знаешь, что такое - улететь? - Это значит - подняться в воздух.
- И нет. Это значит - сказать: "Ну, поехали" - и больше не быть на Земле. А ты знаешь, что такое - Земля?
Мальчик посмотрел на нее. Симона раскинула руки и набрала полные горсти травы; трава, смятая сильными ладонями, терпко и непонятно запахла.
- Знаю, - сказал Митька и еще раз посмотрел на нее - до чего же огромная, как две мамы сразу. - Земля - это очень-очень большое, но все-таки "Арамис" - это не Земля.
Симона усмехнулась.
- Знает. - Она поднесла ладони к глазам - трава оставила резкие белые и красные полосы. - Ну, а самое главное: что такое - хотеть?
Митька смотрел круглыми глазами и молчал.
Ираида Васильевна испытывала какое-то мучительное ощущение, - будто эта женщина делала с ее сыном что-то, не принятое у людей, словно она поставила его голышом на свою огромную ладонь и не то сама рассматривает, не то показывает его самому себе в зеркало.
- Ну, ладно, - сказала Симона примирительно; угадывая мысли Ираиды Васильевны. - Не знаешь - потом узнаешь. А улетать с Земли мне действительно не хочется: уж больно она громадная, не везде порядок. Вот приложить бы руки...
- Как это - не везде порядок? - подскочил Митька. - Ведь в Америке - и то социализм?
- Симона, - сказала Ираида Васильевна умоляюще, - я прошу вас, Симона, все-таки у них в школе даются определенные установки...
"О господи, - подумала Симона, - да неужели же она не понимает, что одной такой фразой - об определенных установках - она заронит в этого умного детеныша больше сомнений, чем я со всеми своими откровениями? "
- Нет там еще социализма, - спокойно сказала Симона. - В этой стране вообще любили по части лозунгов несколько забегать вперед. Например, провозгласили всеобщее равенство - а сами потом еще два столетия негров вешали, пока не вспыхнула Негритянская революция. А знаменитая демократия... Словом, про социализм это только они сами говорят. Нет там его. Пока.
- Значит, скоро революция? И можно будет - добровольцем?
- Вот не могу тебе пообещать определенно. Но ты не горюй, - мы ведь еще до звезд не добрались. Пока только свою Солнечную приводим в порядок. А представляешь себе, сколько дел прибавится, когда свяжемся с другими планетами? Ведь там еще столько революций впереди. Прилетишь к каким-нибудь таукитянам или альфаэриданцам - а у них рабовладение. Или первобытное общество.
- Как у наших венериан?
- Вот-вот. Только венериан мы постараемся от революции избавить.
- Жалко, - вырвалось у Митьки.
- Жалко, - согласилась Симона. - Такое удовольствие - подраться, когда это официально разрешается. Ираида Васильевна закашляла.
- Мама, - сказал Митька, - ты не волнуйся, я же понимаю, что тетя Симона все шутит.
А Симона вовсе не шутила. Просто с тех самых пор, как завернутые в шкуры дикареныши перестали заниматься только тем, что сторожили огонь и играли в обглоданные косточки, с тех самых пор, как первые человечки потопали к первому учителю, прижимая к животу глиняные таблички, - люди берегли свoих детей от излишних раздумий и дружно говорили им, что всё на свете хорошо, справедливо, и пятью пять - двадцать пять.
- Ну, и последний вопрос: сколько будет пятью пять?
- Это как посмотреть, - сказал Митька, потому что этой тете нельзя было отвечать, как в школе. Если в десятичной системе и на Земле, то двадцать пять.
Симона опять рассмеялась:
- А в другой галактике? На Сенсерионе, скажем.
- Это надо подумать, - солидно сказал Митька.
- Ну вот, - Симона сделала руками - "ну вот", - ему "надо подумать" а вы всё чего-то боитесь.
И вообще мобиль летит.
Она легко поднялась.
- Ну, сынуля... - сказала Ираида Васильевна и, опустив руки, вся как-то наклонилась и подалась впереД.
Митька простодушно повис у нее на шее, чмокнул где-то возле уха. Потом смутился и боком-боком пошел к Симоне.
"Неужели же и я с моей Маришкой - такая клуша, если смотреть со стороны?" - подумала Симона.
- Ну, человеческий детеныш, следи тут без нас за Землей, чтоб порядок был. А до венериан мы с тобой еще доберемся... Кстати, какое банальное название "венериане". Придумали бы что-нибудь пофантастичнее.
- Венеряки, - сказал Митька и фыркнул.
- Было, - отпарировала Симона, - "неедяки", но все равно - было. И "венеты" - было. "Венерианцы" вообще не идет.
- Веньякй, - предложил Митька. - Венусяки. Веники.
- О! - сказала Симона. - Проблеск имеется, - и тихонечко скосила глаза на Ираиду Васильевну. Та стояла, полузакрыв глаза, и лицо ее приняло такое скорбное выражение, что Симона чуть было не фыркнула совсем по-Митькиному.
- И-нер-ти-ды, - по слогам произнес Митька, тоже поглядевший на мать и сразу же ставший серьезным. Это потому, что они инертными газами дышат.
- Кто тебе сказал эту глупость? - устало проговорила Ираида Васильевна. - Венериане, как и мы, дышат кислородом. Инертные газы не могут участвовать в процессе обмена веществ.
- Неинтересно, - со вздохом проговорил Митька. Симоне стало как-то обидно за него и за венериан вместе. Она протянула мальчику широкую, все еще в белых и розовых полосочках, ладонь:
- Не горюй, тем более что с этими инертными газами и в самом деле что-то нечисто. Американцы сейчас над ними бьются. Не исключено, что и откроют что-нибудь интересное. Ну, салюд.
Митька благодарно взглянул на нее и тоже протянул смуглую, всю в цапинах, руку. Сунул жесткую ладошку лодочкой - и тут же потянул обратно.
- Счастливого пути, теть Симона, - нерешительно проговорил он, видя, что Симона стоит над ним в какой-то совсем неподходящей для нее задумчивости.
И спокойной работы... - добавил он, чувствуя, что говорит уже что-то совсем несуразное.
Симона фыркнула, тряхнула головой и легонько щелкнула мальчика по носу:
- Заврался, братец. Спокойной... Приключени-ев! Прроисшестви-ев! Стрррашных притом. Космические пираты, абордаж, таран, гравитационные торпеды к бою!
- Всё сразу? - невинно спросил Митька.
- Только так. - Симона оглянулась на Ираиду Васильевну, шедшую к мобилю, и неожиданно вдруг сказала: - И почаще вызывай маму... Длинный фон у нас освобождается после девяти. - И побежала догонять Ираиду Васильевну.
Мальчик отступил на несколько шагов, стащил с головы синюю испанскую шапочку, и стал ею махать. Мобиль задрал вверх свой острый прозрачный нос и полез в небо.
ДОМОЙ, НА "АРАМИС"
Симона посмотрела вниз. Уже совсем стемнело, и сквозь дымчатое брюхо мобиля было видно, как медленно возникают и так же медленно отступают назад и растворяются цепи немерцающих земных огней.
- Аюрюпинская дуга, - сказала Симона, чтобы оборвать их бесконечный, не в первый раз начатый и не в первый раз кончающийся вот так, лишь бы кончить, разговор. - Значит, через двадцать минут Душанбинский космопорт.
- И все-таки, - упрямо продолжала Ираида Васильевна, - и все-таки я не представляю себе, что вы стали бы рассказывать своей Маришке о различных системах счисления перед тем, как заучивать с ней таблицу умножения.
- Уже рассказала. В общих чертах, разумеется.
- Зачем?.
- Да затем, чтобы ей не казалось все это так просто! Умножение у них в ночном курсе, утром встают и всё так легко, весело, и весь мир ясен, как пятью пять.
- Симона, дорогая, а разве вам не пришло в голову, что Митя ответил так только потому, что с ним говорили именно вы? Ведь во всех других вариантах со всеми остальными людьми на Земле - он ограничился бы элементарным ответом. Вы не учите его мыслить - вы учите его оригинальничать, и еще учите его выбирать людей, с которыми приятно пооригинальничать, и еще даете ему почувствовать вкус своего одобрения. Разве вы не знаете, как он ценит малейшее ваше расположение? Да в следующий раз он будет готов отрицать все на свете, лишь бы угодить вам.