ной готовности к работе, то в этот момент был очень требователен, суров
и даже, неприятен.
Его очень любил Рубен Николаевич Симонов и всегда наслаждался его
игрой. Колючая, цепкая наблюдательность составляла природу таланта
Гриценко.
Его Каренин - трагическая, страдающая, живая фигура в фильме Зархи.
Когда-то эту картину ругали, а сегодня видно, как хороши и Самойлова
и Лановой и необыкновенно интересен и совершенно не похож на фото
графии знаменитого Хмелева из спектакля МХАТа 1936 года, гриценков-
ский Каренин, любящий Анну и в то же время холодный и очень умный
сановник. На экране был аристократ до мозга костей - невозможно пред
ставить, что это человек из самой простой семьи. Странно, когда Евгений
Симонов предложил ему роль дона Гуана, Гриценко через несколько дней
пришел к режиссеру и сказал, что он не нашел пьесы «Дон Гуан» и очень
удивился, узнав, что у Пушкина есть «Маленькие трагедии» и одна из тра
гедий называется «Каменный гость». Он никогда не читал эти пьесы, а сы
грал роль так, что она стала чуть ли не лучшей в его репертуаре. Его умение
мгновенно принимать режиссерские замечания, его фантастическая пла
стика помогали ему создавать образы. Интересно, что обилие созданных
им характеров в плохих современных пьесах совершенно не отразилось
на его таланте, он понимал, что это всего лишь дань времени.
Виталий Вульф
С Николаем Олимпиевичем Гриценко я снялась в двух картинах,
а в «Хождении по мукам» даже не была его партнершей, как говорят,
прошла по касательной. Для меня Гриценко всегда был богом, спустив
шимся с Олимпа, недаром он был Олимпиевич. Я помню, как неожи
данно увидела его на съемках. Ведь вы знаете, что не всегда снимаешься
с тем партнером, с которым пробуешься. Помню первый день съемок.
Я смотрела на Руфу (Нифонтову). Она светлокожая и ее лицо покрылось
красными пятнами. Он подошел на площадку, стали что-то репетиро
вать. Я с ним не общаюсь по сцене, а у Руфины ничего не получается.
Ее отзывает гримерша и спрашивает, что с ней происходит, почему не
выходит сцена. А Руфа отвечает, что ей надо прийти в себя от встречи
с таким великим партнером. Был у меня с ним один очень интересный
эпизод. Я пришла на съемки «Хождения по мукам», когда училась на чет
вертом курсе школы-студии МХАТ. Тогда мы репетировали дипломный
спектакль «Шестой этаж», мне поручили Даму в сером. Но начались
съемки и спектакль не состоялся. И мне очень хотелось посмотреть этот
спектакль в театре Вахтангова, где Гриценко играл главную роль и был
режиссером этого спектакля. Я посмотрела спектакль и увидела такого
легкого, такого изящного, такого стремительного Жонваля. Я никогда
до этого не видела живого француза, но мне из зала показалась, что за
пахло изысканным французским мужским одеколоном. Прошло какое-
то время и к нам на гастроли приехал французский шансонье. Я пошла
на его концерт. Когда он вышел на эстраду и стал петь, я все время вспо
минала, кого он мне так напоминает, а когда он подошел к роялю и встал,
скрестив ноги, я вдруг увидела, что это же стоит вылитый Гриценко
из «Шестого этажа»! В те годы мы никуда не выезжали, ни в каких Пари-
жах не были. Откуда же он знал, как выглядит истинный парижанин с его
неповторимым шармом и изящной пластикой? Он про своего героя знал
все: как он ходит, как говорит, как думает. Откуда он это знал? Это было
истинное постижение роли. И это после того, как он сыграл Молокова
в спектакле «На золотом дне»! Какой же это был великий артист! И еще
у меня была с ним одна встреча. Мы снимались с ним в Киеве в карти
не «Два года над пропастью» и ехали со съемок в Москву в одном купе,
по-моему с нами еще был Матвеев. А в театре Вахтангова в это время
репетировали «Конармию». И Николай Олимпиевич стал нам показы
вать свой монолог из будущего спектакля. Не было ни зрителя, ни сцены,
ни четвертой стены, мы катались от хохота. Я, вообще, очень смешливая
была тогда. А он хотя бы на минуту вышел из «образа», улыбнулся бы.
А когда закончил, спросил: «Ну как, ничего?» Вот такие непостижимые,
такие неповторимые вещи были в этом артисте. Наверное, потому, что
он гений, который появляется раз в сто лет! Нет такого актера, который
бы сыграл все, что хотел, о чем мечтал. Такого не бывает.
Наверно, в последний раз я виделась с Николаем Олимпиевичем
на одной из традиционных встреч со зрителями. В это время в театре
Вахтангова шел очень интересный спектакль, и я обратилась к Гриценко
с просьбой помочь мне попасть в театр. Он ответил, что сам там не занят
и не он ставил, но если я хочу посмотреть, то он на свою фамилию оставит
мне пропуск. И в этой его реакции на мою просьбу не было ни зависти,
ни злости, а была только великая горечь, что роль, о которой он мечтал,
ему не суждено было сыграть.
И как же жаль, что такому таланту было так мало отпущено жизни
на земле. Низкий поклон великому Николаю Олимпиевичу Гриценко!
Нина Веселовская
Коля Гриценко!
Он появился у нас в период самого бурного расцвета театра Вахтанго
ва. В предвоенные годы, тяжелейшие для страны годы террора, репрессий,
холодящего душу страха, люди, похоже, искали в театре отдушину и театр
купался в волнах зрительского интереса и любви. Почему это так было?
Достойный предмет для размышления социологов, театроведов. В самом
деле, я повторюсь, казалось-бы при таком страхе за собственную жизнь,
при желании выжить, вдруг рождаются шедевры. Бурлит творческая
мысль, один за другим выходят спектакли, на которые не только нельзя
попасть, но о которых говорят, спорят, пишут. Театр Вахтангова того вре
мени блистал талантами и перечень их был бы слишком длинный. И вот
в таком удивительно закрытом, очень обособленном театре вдруг появ
ляется молодой человек, с виду ничем не примечательный, молчаливый,
почти замкнутый, ни с кем поначалу не сходившийся, но сразу почему-то
вызвавший к себе интерес. Хотя актерским талантом удивить в то время
было трудно - он сразу удивил и продолжал удивлять всю свою не очень
длинную, но блистательную актерскую жизнь.
Все в нем было необычно: весьма пролетарское происхождение и поч
ти аристократические манеры, весьма среднее образование и тончайшее
проникновение в суть любого события.
Мне он всегда казался воплощением актерского существования, лич
ностью, как бы созданной исключительно для сцены. Для сцены в нем
было все: замечательная внешность, стать, изящество, музыкальность,
пластичность, редкая наблюдательность.
Он мог с одного взгляда ухватить сущность человека. В нем была
от природы заложена страсть к лицедейству, игре даже без публики,
наедине с собой. Он играл всегда. Сколько рассказов существует об этих
его «играх»!
Зима 1944 года. Театр только что вернулся из эвакуации. Внешний вид