В кузове ехало много народа — тряслось и пошатывалось, — был там и он. Нина испытала вдруг едкое мстительное чувство, что он отъединен от нее, что ему плохо, — и не вдруг, не сразу ужаснулась себе. Ночевал, что ли, в поселке? Вроде не видела его. Впрочем, какое ей дело?
Ей было тепло и надежно с Павлом, с Михаилом. Павлу она была обязана тем, что приехала сюда, Миша же сделал из нее оператора-профессионала — кто б она была без него?
Белые ночи, плывущие болота, разомкнутая лежневка…
«Куда ты едешь, Ниночка? — слышался голос мамы. — В какую даль несусветную? Разве ж там места для девушки?»
2
Лежневка едва удерживалась в растопленном болоте. Бревна шатало под колесами.
Родион Савельев сидел на твердо-прыгучей бортовой скамье завьяловского ГАЗа и клял себя на чем свет стоит. Машина елозила по колее. Передние колеса забуривались в толщу болота, выдавливая ржавую болотную воду, и из людей, что называется, выбивало дух. Но они, понятно, мучились из-за работы. А он-то?
…Когда Нина однажды сделала ему замечание — мол, грубоват ты, нельзя ли без этого? — он наклонился к ней и покладисто спросил: «Тебе неприятно, девочка?» Они шли по теплой уже тайге. Роились комары, и Нина, уклоняясь то ли от этого его внезапного вопроса, то ли от колющих летающих жал, шагала молча, не отвечая. На таежной поляне-вырубке, под ажурной арматурой скважины, Родион тогда впервые обнял ее и тихо, почти неслышно сказал: «Комсомолочка моя… Замерзала тут зимой. Такая ма-ахонькая… городская…»
Она еще недолго молчала, а потом стала отвечать на его поцелуи, обняла. Так они стояли, обнявшись, и он шептал ей, чтобы она запомнила эту поляну, тайгу, скважины, запомнила бы, как они были вдвоем, одни во всем мире. «Прислушайся — ведь ни звука!» Нина, оттопырив платок, прислушалась. Сначала и впрямь было тихо. А потом запустили дизель на буровой. Он сразу отрезвел и спросил: «Ну, я пошел?» — «Как хочешь», — прошептала она. Он остался. И с тех пор они стали встречаться.
…Он прилетел сегодня утром из базового города первым вертолетом. В общежитие не пошел — знал, что встретит Нину в столовой. И не ошибся. Он вообще не ошибался, Родион Савельев.
Вчера в базовом городе во время вечеринки, куда он пошел нехотя, не по своей, можно сказать, воле, Герард Вихров спросил: «А почему сэр один? Где очаровательная покорительница недр? — Вихров пошатывался, держа в руке стакан с коньяком, и сквозь зубы цедил: — Не-хо-ро-шо! Не-х-хо-рошо!»
Вихров был капитаном катера рыбоохраны, недавно развелся — жена с ребенком уехали из Сибири, оставив его в отличнейшей квартире, и он жил один, ни в чем себе не отказывая, привлекая и отталкивая Савельева, — порой отталкивая до того, что он, Родион, предлагал: «Слушай, а хочешь, самбо покажу?» Он раздевался, щеголяя мускулатурой, и демонстрировал наколку на плечах: «Больше пуда не клади» и… ограничительный транспортный знак под словами. Герард слабел от смеха. «Не хочу, не хочу!» Он звал Родиона к себе в рыбоохрану. Родион, конечно, не соглашался, но разок все же вышел на катере.
Стояла белая ночь, и на стремительных лодках, спущенных с катера, они догнали браконьеров на дальнем притоке. Четверо парней, все почему-то в мотоциклетных касках, бесшумно никли у берега в справной алюминиевой лодке с мотором «Вихрь». Родиона поразило, что Герард прикинулся рядовым рыбоохранником, а какой-то прыщавый малый из его команды, играя ракетницей, корчил из себя начальника, чуть ли не самого инспектора, и составлял протокол. Они изъяли две сети (пустых, но мокрых) и, вернувшись к утру на катер, всерьез выпили, а под конец все испортил малый, крича: «И-х, Гера, а все-таки почему обманывают государство? Ну почему?!» — «Жить-то все хотят, понял? — внушал малому Герард. — Потребности- то растут!» А тот грозился: «Уйду от тебя. Уйду!»
Родион после той своей вылазки долго не встречался с Вихровым, и вот вчера в компании тот вспомнил Нину. А что ему Нина? Зачем ему Нина?
…Родион в беспокойстве сидел в столовой. Из динамика негромко слышалась музыка. Входил и выходил народ. Большинство с утра брало суп: тайга, работа такая… Он давно не был в вахтовом и приятно удивлялся переменам в той же столовой: и музыке, и фотовыставке, привезенной Пилипенко из областного центра, и сосновым веткам в графинах на столах. Культурно живут!
«Родик, а почему буровики в вахтовом не живут? — еще раньше интересовалась Нина. — Ведь вам же выделили комнаты».