Ты идешь к любой скважине — лучше к той, где побольше нефти, где она попроворней бежит и плещется в трубе, булькает, разогревает металл, и этот горячий ток земли будто входит в тебя, отогревает не только бренное твое тело, но и робевшую уже душу: ты нефти служишь, а она — тебе. Вот и стоишь, впитывая подземное таежное тепло, и уже нутром, без приборов, знаешь, какая скважина полней. Самая щедрая была сто восьмая — самая нефтеносная, самая, если сравнивать с их родимой семейной кормилицей коровой Зорькой, удойная, обогревала всегда лучше остальных! Да-да… Она высасывала нефть из пласта шумно, весело, играючи, ей будто было начертано именно в этой точке тайги вонзиться в нефтеносную полость пласта. Талантливая кормилица! Зоренька ясная!
И никакая Нина не городская — это он на ходу тогда выдумал! Она деревенская. Зорьку, правда, перестали держать давно, зарезали на Татьянин день, когда у мамы были именины, — в тот год плохо было с кормом, к тому же болела сестра,
маме было трудно ходить за кормилицей, а от нее, от Нинки этой, какая еще была отдача!
Нина вспомнила грузовик, подъехавший к их воротам, рога с прожилками, стянутые веревкой, измученные глаза Зорьки, и вспомнила еще тот день, когда на сто восьмой — весной это было — вдруг ни с того ни с сего упало давление.
Скважина заболела внезапно, беда ее свалила мгновенно, и сразу прилетел вертолет, потому что Миша Бочинин побежал на буровую радировать на вахтовый, в товарный парк, в управление. Сам Ковбыш, начальник РИТСа, спрашивал Нину: «Когда ты обнаружила?» — Он всматривался в нее непривычно внимательно, будто определяя ей цену в этой тайге, и распорядился насчет ремонтников. Она слушала, как обсуждали возможные причины аварии, а видела перед собой тоскливые глаза Зорьки — черные и влажные. Все! Это была одна-единственная минута, когда ее потянуло домой.
Вокруг раздавалось тогда:
«Форсированный режим? Чепуха! Эксплуатация оптимальная!»
«Коррозия технически исключается».
«А может, плывун? Может такое стрястись?»
«Ох-хо-хо! В этих болотах что хочешь может стрястись!»
«Все тут проще. У нас пласт как наполняется водой? Мысль поняли? Поняли?!»
Как бы там ни было, а Нина уже много дней подряд не одна в тайге: ремонтники рядом со своей платформочкой и инструментом, с деревянной надстроечкой над арматурой сто восьмой, частично снятой…
Вот и сейчас ГАЗ почти уперся в ствол лиственницы, и ремонтники спрыгнули на деревянный настил.
— Ой-ой, — сказала Нина. — Вертолетную-то как пылью обметало! Ни за что летчики не сядут.
— Сядут! — отмахнулся Бочинин, догоняя ремонтников.
— А вот и не сядут. Что я, не знаю! — настаивала Нина. Но ее слова будто повисли в воздухе, ни до кого не дошли. И лишь у одного человека слух оказался чутким — как всегда, когда что-то касалось Нины.
Завьялов, нахохлившийся, молчаливый, обедневший из-за дорожной своей потери, заново включил зажигание и сказал, полуотвернувшись:
— Ладно, может, подгоню водовозку.
— Ой, Пашенька… Правда? — просияла Нина.
Водовозка стояла у буровиков. Если из нее окатить вертолетную площадку, хоть немного пыли прибьешь.
Разворачивая машину, Завьялов ничего больше не сказал, а Нина, проводив его улыбкой, пошла к скважинам.
Работы у нее хватало. Каждая скважина занимала по часу. Семь скважин — семь часов (восьмая — водяная, для поддержания пластового давления). Нина отбирает пробы на содержание воды, замеряет давление, проверяет дебиты. Она ворочает железным вентилем, смотрит на манометр, записывает в тетрадку цифирь. Скучать — когда?
Однажды пробовала поскучать — и зареклась. Присела на бочку, стала всматриваться в тайгу и думать — не думать, а так, созерцать, и вдруг видит: медведь. Серо-черный, мохнатый, медлительный, лапы мягко ставит. Идет и идет к ней. Глаза — пуговки. Вертит головой, с шеи что-то отряхивает. Встал в пяти шагах. Посмотрел. И вбок пошел — не решился на рукотворную песчаную площадку выходить.
Чуть не умерла. А потом смеялась. И главное, глупо думала все время об одном: ну вот, расскажу — не поверят ни за что!
Однако поверили. И поверили без удивления. Ритка вообще холодно заметила: «Ну и что! Подумаешь! Какой-то мишка… Они ж сами не нападают. — И добавила: — Нинка, ты лучше парня хватай. Пока не поздно. Он на тебя вчера в кинозале та-а-ки-ми глазами смотрел, что я даже позавидовала. Грабастай Завьялова, стоящий он человек! Советую».