случаю освящения жертвенника. От общинных жертв вы обязаны есть грудь и бедро — долю коэнов”.
Через некоторое время Моше спросил Аарона и его сыновей, съели ли они свою долю жертвы новолуния,
совершаемой по случаю начала месяца нисана. Услышав в ответ, что они сожгли свою жертву всю целиком,
не вкусив от нее, Моше воспылал гневом. Он спросил Аарона: “Может быть, вы сожгли жертву целиком из-
за того, что она стала негодной и запрещенной к употреблению в пищу? (Если кровь жертвы, заколотой и
сожженной на медном жертвеннике во внутреннем дворе Храма, случайно вносили внутрь Храма, жертва
делалась негодной.)
“Нет, — ответил Аарон. — Такого не было”.
“Или, может быть, — предположил Моше, — ты не ел от жертвы, потому что ее принесли твои сыновья, а
они — оненим?” (Онен — человек, чей близкий родственник еще не захоронен. Если коэн, будучи оненом,
приносит жертву, она становится негодной.)
“Нет, они не приносили жертву, — ответил Аарон, — я один принес ее”.
Аарону разрешалось как первосвященнику совершать жертвоприношения даже сразу после смерти близкого
родственника.
Пока между Моше и Аароном шел этот разговор, сыновья Аарона Элазар и Итамар молча, не перебивая,
слушали их. Хотя они могли оправдаться, но они сочли неуважительным высказывать свое мнение в
присутствии своего отца или возражать Моше, своему ребе. Впоследствии они были вознаграждены за свое
молчание.
Аарон объяснил Моше: “Это верно, что Всемогущий заповедал коэнам вкушать от жертв, совершенных при
освящении жертвенника даже в том случае, если они оплакивают умерших. Однако это особые жертвы,
приносимые только лишь во время церемонии Освящения. Если же скорбящий коэн поест от жертвы
новомесячья, являющейся постоянным жертвоприношением для всех поколений, это было бы нарушением
запрета”.
Моше признал правоту Аарона.
“Такова алаха, ибо я слышал ее от Всемогущего, — признался он. — Но потом я забыл ее”. Он приказал
публично объявить, что он допустил ошибку, касающуюся алахи, а Аарон поправил его.
Почему Моше ошибся?
Это случилось вследствие того, что он разгневался. Наказанием за гнев служит забывчивость.
Наши мудрецы учат: знаток Торы, проявляющий гнев или высокомерие, лишается своей мудрости, пророк —
своего пророческого дара.
Пример мудреца, который, впав в гнев, утратил часть своей мудрости, явил собой Гилель.
Когда Гилель прибыл в Эрец Исраэль, во главе Санхедрина стояли сыновья Бетеры. В том году
четырнадцатое нисана — день принесения пасхальной жертвы — совпал с шабатом. Сыновья Бетеры
сомневались, отложить ли принесение пасхальной жертвы из-за шабата или все же совершить его. В поисках
ответа они воззвали к народу: “Знает ли кто-нибудь, отменяет пасхальная жертва законы шабата или нет?”
“Здесь есть пришелец из Вавилона по имени Гилель, — сказали им люди, — который обучался у двух
ведущих знатоков Торы — Шемайи и Автальона. Может быть, он знает ответ”. Гилеля призвали и задали ему
спорный вопрос.
Гилель разъяснил: “Пасхальная жертва — не единственная, ради которой следует нарушить шабат: таких
жертвоприношений более двухсот”. И вывел из соответствующих стихов Торы, что пасхальную жертву надо
приносить и в шабат тоже.
Увидев, что он знает Тору лучше их, сыновья Бетеры тут же сложили с себя свои обязанности, избрав Гилеля
главой Санхедрина вместо себя. Этот случай примечателен сам по себе. Такой скромностью и честностью
обладают только учителя, занимающие общественные должности во имя Неба, а не ради собственного
честолюбия.
Как только народ признал Гилеля своим новым духовным вождем, тот обрушился на них с гневными
упреками: “Какова причина того, что я, пришелец из Вавилона, стал вашим главой? — спрашивал он. — Это
все ваша нерадивость; вы не давали себе труда слушать двух великих вождей Учения — Шемайю и
Автальона!”
И в гневе он утратил часть своих знаний. Тогда один человек пришел к нему и спросил: “Рабби, можно ли
тому, кто забыл до наступления шабата принести во внутренний двор нож для шхиты жертв, сделать это
прямо в шабат?” Гилель вынужден был признаться: “Я слышал нужную алаху, но не могу вспомнить ее”.
Тогда он сказал: “Давайте понаблюдаем за народом в начале шабата. Евреи, даже если они сами по себе и не
пророки, — потомки пророков. Мы можем положиться на то, что их действия основаны на алахе”. И вот
заметили, что тот, кто забыл принести свой нож до наступления шабата, втыкал его в шерсть овцы, чтобы