— Может быть, он хочет тебя? — оскорбительно предположил Ральф.
— Не будь дураком, — огрызнулась я. — Он мой брат.
— Ну и что. Понимаешь, может, он узнал в своей школе об этих делах, — настаивал Ральф. — Может, у него была там девушка и он привык смотреть на вас оценивающе. Он видит, к примеру, что ты хорошенькая, вполне взрослая и горячая девушка. В конце концов, он так долго не был дома, что отвык воспринимать тебя как сестру и знает только, что рядом с ним живет девушка, которая хорошеет с каждым днем и выглядит вполне созревшей для всех удовольствий, которые может ей подарить мужчина.
— Чепуха, — отрезала я. — Просто ему следовало бы почаще оставлять меня одну.
— Это он там? — спросил Ральф, указывая на приближающую фигуру всадника.
Мой брат, тонкий, широкоплечий, в коричневом костюме для верховой езды, прекрасно сидевшем на его юношеской фигуре, приближался к нам. Он выглядел полной копией моего отца, только в более молодом возрасте. Он унаследовал горделивую осанку, общительность и всегдашнюю готовность к улыбке. Но доброта Гарри была его собственной.
— Да, это он, — быстро ответила я. — Будь осторожнее.
— Здравствуйте, сэр, — почтительно произнес Ральф и снял картуз.
Гарри приветливо кивнул.
— Я подумал, почему бы нам не покататься верхом вместе, — сказал он. — Давай поскачем галопом вон к тем холмам.
— Отлично, — ответила я. — Это Ральф, сын Мэг, наш егерь.
Казалось, какой-то черт нашептывал мне представить их друг другу. Но брат едва взглянул на Ральфа. Тот стоял, ничего не говоря, но внимательно его разглядывая. Для Гарри Ральф был просто пустым местом.
— Поехали? — спросил Гарри, улыбаясь.
И тут, как удар грома, до меня дошло, какая пропасть разделяет Ральфа и меня, пропасть, о которой я совсем не думала в дни нашей любви. Гарри, моя плоть и кровь, просто не замечал Ральфа, потому что тот был слугой. Люди, подобные нам, были окружены сотнями и тысячами слуг, которые не значили ровным счетом ничего; их мнения, любовь, страхи и надежды не имели для нас никакого значения. Мы могли брать в расчет их жизни, а могли и не брать. Это зависело полностью от нас самих. Они не имели никакого выбора. Впервые увидев Ральфа рядом с моим изящным, великолепным, сидящим на чудесной лошади братом, я пришла в ужас от позора, и воспоминания о недавних весенних днях нахлынули на меня, как ночной кошмар.
Мы повернули лошадей и ускакали. Я чувствовала, как глаза Ральфа провожают нас, но теперь это наполняло меня не радостью, а стыдом. Я скакала неловко, чувствуя свою спину, и моя кобылка, как будто понимая это, беспокоилась и прядала ушами.
Конечно, я была гордой, но я все-таки была еще молодой и чувственной, а со дня нашего последнего любовного свидания с Ральфом прошло уже много дней.
Сейчас наш путь пролегал по той дороге, где я впервые, еще маленькой девочкой, увидела панораму Вайдекра, — эти места мы с Ральфом особенно любили. Пока лошади скакали буковой рощей, перед моими глазами вставали долгие ленивые дни, которые мы проводили вместе в тенистых лощинах, сгорая от желания. Добравшись до вершины самого высокого холма, я увидела одно из наших любимых гнездышек в папоротнике. Мой стыд утонул в воспоминаниях о счастье.
Здесь, всего в нескольких ярдах от того места, где стоял сейчас мой конь, Ральф лежал как статуя, пока я нежно раздевала его и ласкала язычком и кончиками волос все его тело. Он стонал от желания и от усилий лежать неподвижно. В свой черед он нежно опрокидывал меня на траву и медленными, осторожными поцелуями, казалось, впитывал в себя каждый дюйм моего обнаженного тела. И только когда я буквально рыдала от желания, он брал меня.
Вспомнив, как я сгорала во влажном пламени наслаждения, я искоса взглянула на брата, недовольная тем, что он прервал мое лето с Ральфом, это чудесное лето, когда папоротники стояли вдвое выше нас и только летящий высоко в поднебесье сокол мог видеть нашу наготу.
Я вдруг сказала:
— Мне надо назад, Гарри. Я не совсем хорошо себя чувствую. Это один из моих обычных приступов головной боли.
Брат с удивлением посмотрел на меня. Я почувствовала легкое сожаление, что он так легковерен.
— Беатрис! Позволь, я провожу тебя домой.
— Нет-нет, — продолжала я притворно. — Не порти свою прогулку. Я поеду к Мэг и попрошу у нее целебного чая. Она так хорошо умеет его заваривать.
Не обращая внимания на его протесты и тревогу, я развернула лошадь и поскакала обратно. Я чувствовала, что Гарри провожает меня глазами, и старалась держаться в седле так, как будто каждый шаг лошади причинял мне неимоверную боль. Но, едва оказавшись под защитой деревьев, я выпрямилась и поскакала кратчайшей дорогой к домику Мэг. Ральф сидел у дверей, прилаживая к капкану пружину, его собака вытянулась рядом у его ног. При одном только взгляде на него мое сердце задрожало. Он услышал звук копыт и отбросил работу в сторону. Его улыбка, с которой он подошел к воротам, чтобы встретить меня, была легкой и радостной.
— Устала от своего высокородного брата? — спросил он. — Я чувствовал себя просто пылью на дороге, в сравнении с ним.
Я не улыбнулась в ответ. Контраст между ними обоими был слишком велик.
— Мы поскакали к холмам, — объяснила я. — Там столько наших с тобой мест. Я скучаю без тебя. Пойдем на мельницу?..
Он кивнул, как бы подчиняясь приказу, и улыбка ушла из его глаз. Я привязала кобылу к воротам и последовала за ним по тропинке. Едва за нами закрылась дверь, Ральф обернулся, обнял меня, как бы желая что-то сказать, но я потянула его вниз на солому и настойчиво попросила:
— Сделай это, Ральф.
Мой гнев и моя грусть растаяли, едва я почувствовала такое знакомое, но каждый раз новое наслаждение, поднимающееся внутри. Ральф грубо поцеловал меня, — я видела, что его переполняют гнев и боль, — затем рванул ворот моего платья. Дрожащими пальцами я торопливо расстегивала кожаные ремни его бриджей, пока он путался во множестве моих юбок под амазонкой.
— Возьми меня, — нетерпеливо простонала я и рывком стянула юбки через голову.
Обнаженная, я распростерлась под ним и задрожала от наслаждения под тяжестью его тела. Мы задыхались, как гончие после быстрого бега. Мои пальцы стискивали его ягодицы, заставляя его глубже проникать в меня. Краем сознания я слышала мои собственные, рвущиеся из груди рыдания в такт нашим движениям. Затем неожиданно дверь распахнулась, и белая стена сияющего солнечного света буквально обрушилась на нас. На секунду мы замерли от ужаса.
В дверном проеме стоял мой брат, всматриваясь в темноту. Он непонимающе пытался разглядеть свою обнаженную сестру, пронзенную похотью и извивающуюся на грязном полу. Долю секунды никто не двигался, затем Ральф соскользнул с меня. Я откатилась в сторону, а мой любимый пытался прикрыть бриджами свою наготу. Никто не произносил ни слова. Казалось, что молчание длится уже целую вечность. Я выпрямилась, кое-как накинув на себя новую амазонку, но с обнаженной грудью, и смотрела на брата в каком-то ужасе.
Гарри издал всхлипывающий звук и с поднятым хлыстом бросился на Ральфа. Ральф был тяжелее и выше его, к тому же он участвовал в деревенских битвах с тех пор, как научился ходить. Он оттолкнул Гарри, и удар хлыста пришелся по рукам. Но следующим взмахом Гарри ударил его по лицу. Ральф вспыхнул от гнева, вырвал хлыст из рук брата, ударил его в живот и, подставив подножку, бросил на пол. Гарри упал на спину, и тяжелый пинок заставил его сложиться вдвое. Он вскрикнул. «Наверное, от боли», — подумала я и закричала:
— Ральф, не надо!
Но тут мой брат поднял голову с грязной соломы, и я увидела его ангельскую улыбку и странное выражение глаз. Кровь застыла в моих жилах при виде этого выражения блаженства на его лице, когда он лежал в грязи у ног Ральфа и рабскими глазами смотрел на моего любимого и кнут в его руке. Затем, не обращая внимания на окружающую грязь, он подполз к ногам Ральфа.
— Ударьте меня, — попросил он молящим голосом, — о, пожалуйста, ударьте!
Переглянувшись с Ральфом, мы поняли, что, кажется, выйдем сухими из воды. К тому же мне наконец стало ясно, почему Гарри выставили из школы доктора Ятли.