Он был умным человеком, и пока о деле не говорилось ни слова. Гость хвалил ростбиф и вино (я заметила, что к столу подали кларет второго сорта). Было ясно, что он ничего не смыслит в сельском хозяйстве, но он втянул отца в беседу о нововведениях в нашем поместье. Отец оживился, стал более приветливым и даже пригласил доктора Ятли принять участие в охоте в следующем сезоне. Гость по-прежнему оставался холодно-вежлив.
Так как отец растаял окончательно и уже велел принести вторую бутылку кларета, мама поторопилась оставить джентльменов одних. Яблочную шарлотку отнесли на кухню нетронутой, к моему великому сожалению, — я была всего лишь четырнадцатилетним ребенком, целый день к тому же проскакавшим на лошади. Но мама неумолимо поднялась из-за стола, и мы вышли из гостиной, сопровождаемые вежливыми поклонами мужчин, оставшихся за вином и беседой.
Лицо мамы светилось радостью, когда она открывала свою рабочую корзинку и передавала мне мою вышивку.
— Твой брат приедет домой, как только окончится семестр, и больше никогда не вернется в эту ужасную школу, если только отец согласится, — возбужденно сказала она.
— Так рано? — Я инстинктивно обороняла свои позиции. — Почему? Что он сделал?
— Сделал? — Ее глаза смотрели прямо. — Ничего! Что он мог сделать? Его обижали эти ужасные мальчишки! — И она замолчала, выбирая подходящий тон шелка. — Когда он последний раз был дома, ему понадобилось поставить на грудь горчичник, может быть, ты помнишь?
Конечно, я не помнила. Но на всякий случай кивнула.
— Так вот, няня и я заметили синяки на его теле. Его били, Беатрис. Он попросил меня никому не говорить, но чем больше я думала над этим, тем лучше понимала, что его необходимо забрать оттуда. Я написала доктору Ятли, и он ответил, что займется этим вопросом. И вот сегодня он сам приехал сюда. — Голос мамы был полон гордости оттого, что она самостоятельно предприняла действия, принесшие результаты, да еще такие драматические. — Он говорит, что Гарри насильно вовлекли в одну из мальчишеских банд и они в своих играх использовали такие ужасные наказания. Их предводитель, самый худший из них, сын… — Она замолчала. — Впрочем, не важно. Так или иначе, этот мальчишка подружился с Гарри, сидел рядом с ним на занятиях, их кровати стояли рядом, а сам дразнил и обижал его весь семестр. Доктор Ятли говорит, что он не может их разлучить, и предлагает — о, только бы папа согласился! — учить Гарри дома и одновременно знакомить его с управлением поместьем.
Низко склонясь над вышивкой, я незаметно для мамы иронически подняла брови. Как же, станет Гарри знакомиться с управлением поместьем. Он прожил здесь всю жизнь, но до сих пор не знает точно даже границ наших земель. Каждое воскресенье его возили через Вайдекрский лес, а он понятия не имеет, где там можно встретить гнездо соловья, а где в речке водится форель. Если Гарри захочет учиться управлять поместьем, будем надеяться, что он найдет это в книгах, так как он, бывая дома, никогда даже не выглядывает за окно библиотеки.
Но внезапно меня пронзила дрожь страха. Возвратясь домой по настоянию мамы, он вполне может стать тем сыном, которого хочет отец. Он станет наследником.
Так как джентльмены не возвратились в гостиную пить чай, мама рано отправила меня в постель. Горничная заплела мне на ночь косу, и я, отослав ее прочь, выскользнула из кровати и уселась на подоконнике. Моя спальня находилась на втором этаже, окнами на восток, как раз над полукружьем розового сада, огибавшего наш дом с восточной и южной стороны. Спальни родителей и Гарри выходили окнами на юг. Сидя у себя, я могла видеть залитый лунным светом сад и лес, подступавший вплотную к нашим воротам. На своих губах я ощущала дуновение ветра, напоенного ароматом цветущих лугов и влажного от росы; изредка до меня доносились трели неумолчного ночного дрозда и отрывистый лай лисицы. За окнами первого этажа раздавался голос отца, разглагольствовавшего о лошадях. Я уже поняла, что тихий человек в черном добился своего и скоро Гарри приедет домой.
Мои раздумья были внезапно прерваны появлением какой-то тени на лужайке перед домом. Я узнала нашего егеря, юношу моего возраста, в сопровождении собаки-ищейки, злейшего врага браконьеров. Увидев свечу на моем окне, он залез в сад (в котором ему совершенно нечего было делать) и подошел к моему окну (куда его тоже не приглашали). Несмотря на шелковую шаль, накинутую поверх ночной сорочки, я чувствовала себя неловко под горячим взглядом его глаз.