— Я полагаю, — медленно произнес он, — что между леди и деревенской девушкой нет никакой разницы, если имеешь дело с ними на сеновале или в лесу. Кроме того, — продолжал он, — мне кажется, если вы в пятнадцать лет чувствуете себя взрослой, то я и подавно. — Помолчав, он добавил: — Моя леди. — Голос его был наполнен лаской.
Я онемела от негодования, и, пока искала слова для ответа, Ральф свистнул собаке, которая следовала за ним подобно тени, повернулся и ушел, даже не попрощавшись. Он вел себя как хозяин на нашей земле, он шел гордо, как господин. Я была ошеломлена этой дерзостью. Затем, охваченная порывом гнева, я решила пожаловаться моему отцу, чтобы он велел отстегать Ральфа. Но на полпути остановилась. Не могла понять почему, но мне вовсе не хотелось, чтобы его отстегали либо выслали из Вайдекра. Он должен быть наказан, но не моим отцом. Я сама найду способ стереть эту дерзкую улыбку с его лица. Я бросилась в постель, строя планы мщения. Спать я не могла. Сердце громко стучало. Я была даже удивлена, что он вызвал во мне такой гнев.
Но к утру я совсем забыла о Ральфе. Совершенно. Однако, оседлав лошадь, я неожиданно поскакала в направлении его дома. Я знала, что он всю ночь стережет в лесу браконьеров, а значит, сейчас он отсыпается дома, в своем ужасном коттедже около заброшенной мельницы. Место здесь было неудобное, и еще мой дед велел выстроить новую мельницу выше по течению. Старая мельница разрушилась, а вместе с нею разрушился и наполовину ушел в землю домик мельника. Деревья вплотную подступали к его дверям, и я не сомневалась, что, когда Ральф вырастет, ему придется проводить все время внутри, так как двери перестанут открываться. В общем, это была настоящая лачуга.
Его мать была черноволосой, широкой в кости женщиной. «Цыганка», — называл ее отец, на что моя белокурая мать только морщилась.
Мы часто ездили этой дорогой, отец останавливался у дверей, и Мэг выбегала к нам с высоко подоткнутой, чтобы не запачкать, юбкой, — ее коричневые от грязи и загара лодыжки так и сверкали. Но она встречала моего отца гордой, сияющей улыбкой, как равная, и выносила кружку домашнего эля. Когда он бросал ей монетку, она ловила ее, как бы забавляясь, и я часто замечала понимающую улыбку, которой они обменивались.
Похоже, что между ними не водилось секретов. Не раз и не два, выведенные из себя мелкими придирками матери, мы приезжали сюда, где нас встречала Мэг со своей пританцовывающей походкой и понимающим взглядом.
Все считали ее вдовой. Отец Ральфа, «черная овца» одного из старинных семейств графства в Экре, был призван во флот и там пропал без вести. Многие мужчины деревни провожали ее жадными глазами, но она не обращала на них никакого внимания. Только моему отцу, сквайру, дарилась улыбка этих темных глаз, остальные не удостаивались даже ее взгляда.
— Сто лет назад ее, пожалуй, сожгли бы на костре, как ведьму, — говорил мой отец. В ответ мама опять морщилась.
Мэг, казалось, не удивилась моему появлению, да ее вообще ничто не удивляло. Она кивнула и с деревенским гостеприимством вынесла мне чашку молока. Сидя в седле, я выпила ее, и в это время из леса выскользнул Ральф, неся в руках двух кроликов. Его, как всегда, сопровождала собака.
— Мисс Беатрис, — поклонился он, приветствуя меня.
— Здравствуйте, Ральф, — милостиво сказала я. При ярком дневном свете его власть исчезла. Мэг забрала мою чашку и ушла. Мы остались одни.
— Я знал, что вы придете, — произнес он уверенно.
Мне показалось, что свет дня померк и опять настала ночь. Как загипнотизированный кролик, смотрела я в его темные глаза и не видела ничего вокруг, кроме его улыбки и мелких ударов пульса под загорелой кожей на шее. Этот высокий парень опять обрел власть прошлой ночи. Оказывается, он унес ее с собой. Я была очень довольна, что могу смотреть на него сверху вниз, с крупа моей лошадки.
— Неужели? — спросила я, бессознательно подражая тону моей матери.
Он круто повернулся и пошел к реке сквозь заросли кипрея. Не понимая, что я делаю, я спрыгнула с лошади, привязала поводья к ветхому забору и последовала за ним. Ральф шел, не оглядываясь и не поджидая меня. Он с независимым видом спустился к реке, затем повернул к развалинам старой мельницы.