Да, несомненно, это было колдовство. Мне казалось, что Ральф проходит по нашей земле как юный темноволосый бог, делая ее обильной и плодородной, а наша страсть и наша любовь заставляют ярче светить солнце, а ночью выманивают на небо яркие чистые звезды.
Мы становились все опытнее, даря друг другу все более и более острые наслаждения, но нас никогда не покидал какой-то странный страх. Даже когда мы лежали вместе у подножия высоких, раскидистых, уходящих в небо буков или прятались в папоротниках, я не переставала изумляться чуду нашей любви. Мы позволяли друг другу все, что только могли вообразить, с нежностью и смехом, едва дыша от волнения. Мы часами лежали нагими, разглядывая и лаская друг друга.
— Тебе приятно, когда я делаю так? А так? А вот так? — спрашивала я, в то время как мои пальцы, лицо, язык исследовали каждый дюйм его тела.
— Да, о да!
Нас волновало чувство близкой опасности. Однажды мы случайно встретились в нашем саду, когда Ральф принес на кухню зайца, а я в это время рвала розы для мамы. Я обернулась, увидела его, и маленькая корзинка с розами мгновенно упала из моих рук. Не обращая никакого внимания на открытые в доме окна, Ральф шагнул ко мне, взял меня за руку и повел в беседку. Он крепко сжал меня в объятиях и, безразличный к тому, что мнет мое нарядное шелковое платье, стал целовать мою грудь. Мы оба задыхались от невыразимого волнения. И тут мы рассмеялись и все никак не могли остановиться, в восторге от нашей неслыханной дерзости, от того, что мы любим друг друга в разгар дня, перед окном маминой гостиной, прямо в нашем саду.
В мае был мой день рождения. Я проснулась ранним утром, разбуженная пением птиц в нашем саду, и первым долгом подумала не о дорогих подарках от мамы и отца, а о том, что может подарить мне Ральф.
Мне больше не спалось. Я вскочила с кровати, и, пока, умываясь, плескала водой себе в лицо, перед окном раздался долгий тихий свист. Одетая в одну ночную рубашку, я выглянула в окно и увидела Ральфа, счастливо улыбавшегося мне навстречу.
— С днем рождения, — громким шепотом сказал он, — я принес тебе подарок.
Я спрыгнула с подоконника, подбежала к своему туалетному столику и схватила клубок пряжи. Как принцесса из сказки, я спустила ее из окна, и Ральф привязал к ней крошечную ивовую корзиночку. Я осторожно подтянула ее наверх и поставила на подоконник рядом с собой.
— Это что-то живое? — в изумлении спросила я, услышав шуршание листьев внутри корзиночки.
— Еще какое живое, оно даже царапается, — ответил Ральф и показал длинную красную царапину, идущую от локтя.
— Это котенок! — предположила я.
— Ну нет, котенок — это не для тебя, — беззаботно ответил Ральф. — Это кое-что поинтереснее.
— Тогда маленький львенок, — сказала я и быстро улыбнулась, услышав смех Ральфа.
— Открой и взгляни, — посоветовал он. — Только осторожно.
Я проделала маленькую дырочку в крышке и осторожно заглянула внутрь. Меня встретил подернутый дымкой, разгневанный взгляд, идущий прямо из вороха взъерошенных перьев. Это был детеныш совы, забившийся в уголок корзинки и навостривший на меня свои крохотные когти. При этом из его широко открытого розового клюва вырывался громкий и сердитый писк.
— О Ральф, — вздохнула я в восторге и посмотрела вниз.
Лицо Ральфа сияло любовью и торжеством.
— Мне пришлось лезть за ним на самую верхушку высоченной сосны, — сказал он с гордостью, — хотелось подарить тебе то, что не подарит никто другой. И чтобы это принадлежало Вайдекру.
— Я назову ее Кенни,[6] — сказала я, — потому что совы очень умные.
— Не очень-то она умная, — насмешливо ответил Ральф. — Мы чуть не упали вместе с дерева, когда она меня поцарапала.
— Я всегда буду любить ее, потому что ее подарил мне ты, — говорила я, разглядывая блестящие глаза совенка.
— И любовь, и мудрость, — продолжал поддразнивать меня Ральф, — не слишком ли это много для одной маленькой совы?
— Спасибо тебе, — от всего сердца поблагодарила я его.
— Выйдешь попозже? — поинтересовался он.
— Я постараюсь, — пообещала я, глядя вниз на Ральфа. — Приду на мельницу сразу после завтрака. — Повернув голову, я услышала начинающуюся на кухне возню. — А теперь мне пора идти. Увидимся на мельнице, и еще раз спасибо за подарок.
Мы решили держать Кенни в одной из нежилых комнат нашего огромного дома. Ральф научил меня кормить птенца сырым мясом, завернутым в мех, и ухаживать за перьями на его грудке.
В то лето Ральф взбирался ради меня на любое дерево, он готов был на любой риск. И я тоже все могла бы сделать для него. Или почти все. Была одна вещь, на которую я никогда бы не пошла. И если бы Ральф оказался умнее или был менее влюблен в меня, ему бы это о многом сказало. Я никогда бы не взяла его в свою постель. Ральф мечтал лежать рядом со мной там, в хозяйской кровати, под темным резным изголовьем, с подушками, неохватными, как ствол взрослой сосны. Но я не могла. Как бы я ни любила нашего егеря, он никогда не ляжет со мной в постель сквайра Вайдекра. Я старалась уклониться от этой просьбы, но однажды, когда мама с отцом уехали с визитами в Чичестер, а слуги получили выходной, Ральф прямо попросил меня об этом и встретил безоговорочный отказ. Его глаза потемнели от гнева, и он один ушел в лес ставить капканы. Скоро он забыл об этом единственном моем отказе. Будь он поумнее, он запомнил бы его на все то золотое, нескончаемое лето.