В последний день сбора урожая я была в поле с утра, а Гарри прискакал после обеда. Работы уже завершались, и я отправилась к центральному амбару, чтобы проследить, как будут разгружать зерно. Дома были только мельник Билл Грин с женой. Два их работника и сыновья находились на уборке. Сама миссис Грин суетилась, готовясь к вечернему пиру, и на ее кухне уже собрались все наши повара, которые распаковывали огромные корзины со снедью, присланной из нашего дома.
Я сидела одна во дворе, прислушиваясь к журчанью воды в пруду у мельницы, к ритмичному пошлепыванию мельничного колеса и наблюдая за голубями, поминутно влетающими и вылетающими из голубятни, построенной у самого ската крыши.
Толстый кот лениво вытянулся на солнце, слишком жарком для его теплой шубки. Стоило мне пошевелиться, как его глаза, такие же зеленые и непроницаемые, как мои, приоткрывались и следили за каждым моим движением. У реки самые высокие буки едва шевелили верхушками крон под легкими дуновениями ветерка. Лесные птицы молчали в такую жару, только голуби ворковали в тени своей голубятни. Все мы: двор, одинокий кот, голуби и я — застыли в неподвижности под лучами мягкого августовского солнца.
В моем ленивом, отдыхающем мозгу невольно появились мысли о Гарри. Не о Гарри, моем брате и школьнике, приехавшем на каникулы, не о Гарри, бестолковом фермере и хозяине. А о Гарри — полубоге урожая, на чьей земле встает высокая, гордая пшеница. О том Гарри, из-за которого Селия приказала заложить карету и отправилась в поле под предлогом угодить мне, а на самом деле чтобы увидеть его в распахнутой рубашке и с непокрытой головой. О том Гарри, растущую власть и силу которого я видела каждый день. Он становился настоящим хозяином Вайдекра, хозяином, которого я никогда не смогла бы заменить.
Но я и не хочу заменять Гарри, внезапно подумала я. Мне нравится видеть его распоряжающимся и управляющим этой землей. Каждая секунда, проведенная с братом этим жарким летом, доставляла мне радость и удовольствие. Когда я долго не видела его, я скучала о нем, вспоминала его улыбку, смех, наши долгие разговоры.
Услышав шум приближающихся телег и поющие голоса наших арендаторов, я очнулась от своих грез и побежала за огромный сарай, чтобы открыть главные ворота. Я уже отчетливо слышала пение и даже могла отличить от остальных чистый тенор Гарри.
Засов, закрывавший ворота, был очень тяжелым и неудобным, и я едва справилась с ним. И тут телеги торжественно въехали во двор, и я наконец увидела во всей красе урожай нашего Вайдекра.
На первой телеге, доверху наполненной золотыми мешками пшеницы, восседал Гарри. Тяжелые рабочие лошади остановились прямо передо мной, и колеса перестали скрипеть. Гарри встал на ноги и теперь смотрел на меня сверху, загораживая собой солнце и половину неба. Из-за ослепительного света, падающего мне в глаза, я едва различала его на этой горе пшеницы. На нем была обычная дворянская одежда, неприспособленная для работы и потому ставшая неопрятной. Нарядная льняная рубашка, порванная на одном плече и распахнутая у горла, открывала его загорелую шею и ключицы. Бриджи для верховой езды плотно облегали его тело, подчеркивая мускулы ног. Высокие, до колен, сапоги тоже разорвались и требовали ремонта. Он выглядел точно таким, каким он и был: дворянин, играющий в крестьянина. Наихудший вид знати, какой только мог существовать. А я, я смотрела на него с неописуемым восторгом.
Он спрыгнул с телеги на землю и остановился около меня, чтобы что-то сказать, но неожиданно замер, не в силах отвести от меня глаза. Беззаботное, смеющееся выражение исчезло, и он пристально, не отрываясь, смотрел мне прямо в глаза, как будто хотел спросить что-то необычайно важное, на что только я знала ответ. Я тоже глядела на него как завороженная, мои губы раскрылись, как бы отвечая что-то, но не произнося при этом ни звука. Взгляд Гарри медленно скользнул от моих блестящих на солнце каштановых волос вниз, по темной юбке, затем обратно. Очень медленно, словно удивляясь, он говорил: «Беатрис», будто произносил мое имя впервые.