Он открыл окно. Под ним находился каменный балкон первого этажа, откуда по стене у самого окна тянулась вверх оловянная водосточная труба. В садовых кустах под этим балконом и были найдены похищенные ценности.
— Он взобрался, как видите, по водосточной трубе, — сказал доктор. — Может показаться, что человеку подобное не под силу, и тем не менее, вот труба, а вот покосившаяся защелка. Мы должны оценивать факты по мере их обнаружения.
— Но по крайней мере, доктор, не забрался же он сюда с мертвым телом в руках?
— Нет. В этом вы правы.
— И через дверь не входил.
— Нет.
— Тогда искать здесь бессмысленно.
— Без сомнений. Загляните-ка за панель.
Я заглянул и увидел лишь пыльные кости допотопных чудовищ.
— Думаю, здесь ее нет? — сказал он, постучав костяшками пальцев по сундуку.
Я улыбнулся.
— Нет, доктор, в сундуке тела нет. Не родился еще человек, который разгадал бы древний секрет этого замка.
— Идемте отсюда, Паркер. За мной — мы найдем ее.
Мы вышли, и он снова запер в комнате вековую тишину и уединение. Великие умы обращаются к задачам, которые уже в силу своей огромности видятся обычным людям полнейшей глупостью. Область невозможного есть истинное поле деятельности гения. Но, с другой стороны, толпу можно понять, если при виде гения она испытывает недоверие или возмущение, а то и разражается гомерическим хохотом.
И, должен признаться, я с некоторым раздражением выслушал доктора, заявившего:
— Мы должны найти его, Паркер — убийцу моей сестры
— похитителя ее тела. Это дело мы не можем оставить на произвол неотесанного интеллекта властей. Выследим его
— и после благополучно вернемся к рассмотрению научных вопросов, связанных со сравнительной мифологией.
Его метод, однако, отличался своими странностями. Близко познакомиться со всем криминальным сословием Лондона — предприятие сложное, если не вовсе непредставимое. Но именно это он вознамерился сделать. В течение нескольких месяцев мы изучили новый язык и стали своими в новом мире. Да, мы познали язык и мир Восточного Лондона, оделись как «работяги» и приобрели манеры пропащего отребья.
Только тогда передо мной раскрылись пугающие глубины души доктора Рапхаша. Его ненависть к неизвестному убийце казалась мне дьявольской. «Выследим его». Вся его жизнь стала воплощением этой фразы. Человек науки превратился в хищного зверя, сохраняя в то же время совершенное хладнокровие ученого; накал страсти, граничивший с безумием, скрывался под безмятежностью океанских вод; ангел мщения без взора горящего и меча пламенеющего.
Дни и ночи мы проводили в тавернах, игорных притонах, каморках ростовщиков, бродили с головорезами по улицам трущоб и расталкивали буйные толпы у дверей мюзик-холлов. Мы стали закадычными друзьями людей, открыто и не краснея хваставшихся своими разнообразными подвигами на ниве преступности. По утрам мы разделялись, вечерами рассказывали друг другу события дня. И затем я до поздней ночи слышал в соседней комнате размеренные тихие шаги этого божественного терпения. Только они, да еще блеск в глазах, выдавали терзавшую сердце доктора манию.
В один прекрасный день я кое-что услышал.
Две женщины с развратными лицами стояли у стойки пропахшей джином забегаловки.
— Ну как твой старик? — услышал я.
— А ну его ко всем чертям, вот что. Утром отнесла в ломбард его ботинки — последнее, что еще осталось. А там их и не взяли.
— Дырявые, что ли?
— Да нет, прочные, вот разве непарные.
— Да ну!
— Богом клянусь... Чуть ему зенки не выцарапала за эти ботинки. Покупаю милорду летом отличную пару и он в них вышивает на уборке хмеля, что твой король; а два месяца назад заявился — на правой ноге свой ботинок, а на левой чужой.
— И чего он имел сказать в свое оправдание?
— Тут-то самая и заковыка. Всякий раз, как спрашиваю, он заводит: «Отвали, женщина» да «Отстань, говорю тебе». Бьюсь об заклад, был он на деле, угодил в передрягу, а теперь ничего говорить не хочет.
Не стоит и упоминать, какими путями я полчаса спустя сделался сердечным приятелем обеих женщин. Время, место и обстоятельства, о которых шла речь, глубоко впечатлили меня, и по расставании с женщинами я был убежден, что полученные мною имя и адрес были именем и адресом нашего убийцы. Когда доктор Рапхаш, изможденный и бледный, как покойник, вернулся тем вечером в нашу маленькую мансарду, я крепко пожал ему руку.
— У вас для меня новости, Паркер.
— Слышал кое-что, что может иметь отношение к делу.
И я рассказал ему о встрече с женщинами.
— Несомненно, отношение самое прямое. Пойдемте.