Станислав Змрок
(CMDR C)
Вайолет
— Вайолет!
«Карл, уходи, уходи сейчас же!»
— Вайолет, расскажи мне о звездах!
«Что ты делаешь? Ты все погубишь, ты себя погубишь».
— Я хочу быть с тобой, как ты не понимаешь?
«Оставь меня! Больше никогда не приходи, пожалуйста!»
Карл Ларссон засиделся за обеденным столом, хотя следовало бы уже собираться на работу. Но впервые за много лет он нарушал собственный строгий порядок — и его это нисколько не заботило.
— Ты не опоздаешь? — заскочила в столовую миссис Ларссон, его жена.
— Не беспокойся. Кстати, сегодня попробую вернуться домой пораньше, — осторожно начал он. — Не так поздно, как вчера.
Женщина удивленно посмотрела на него:
— Вчера ты пришел, как обычно.
Карл молча изучал ее лицо. Приятная внешность, кроткий нрав, ума — ровно столько, чтобы поддержать любой разговор. Она была похожа на образ, который он мог бы описать в анкете — какую женщину предпочел бы усталый скиталец, решивший осесть и остепениться? Можно сказать, мечта, а не женщина. И он не помнил ее имени.
— Джу… Джулия, — все же, с трудом вспомнил он. — Я вчера пришел не вовремя!
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — смутилась Джулия. — За месяц ты припозднился два раза: три недели назад у вас была проверка в школе, а неделю назад ты после работы пошел с коллегами в ресторан справлять юбилей Бэггинса. Видишь, я все помню!
— Бэггинс… Бэггинс… Да кто он вообще такой? — нахмурился Карл.
— Ой, не начинай, — всплеснула руками жена. — Я уже достаточно наслушалась твоих словоизлияний о том, какой он деспот и дурак!
Карл закатил глаза и пошел собираться. В дверях он было остановился, всем естеством чувствуя, что совершает сейчас ошибку: нужно было остаться и вытрясти всю правду из этого манекена с лицом идеальной жены. Но в его голове не появилось никаких зацепок или аргументов для серьезного разговора.
— «Прише-е-л, как обы-ы-чно», — передразнил он, заводя двигатель своего автомобиля.
Будто бы сегодня он не проснулся с ощущением, что не помнит ни себя, ни окружающий мир. Будто бы это не повторялось несколько дней подряд. Утром он вспоминал, кто он, где он, кто эта женщина, как зовут коллег. Вечером… просто тьма, будто бы он обращался в какого-то мистера Хайда.
Он выехал из дома на полчаса позже обычного, но к школе подъехал минута-в-минуту, будто само время услужливо растянулось, дав ему шанс не прервать привычное течение жизни.
Он прошел от стоянки к зданию школы, озираясь по сторонам и задаваясь вопросом, так ли все выглядело вокруг вчера? Позавчера? Школа казалась ему и знакомой, и незнакомой, будто бы это был идеальный усредненный образ школы, отлично подходящий для фильма.
И, когда он поднимался по крыльцу, во второй раз его коснулось чувство, будто он совершает ошибку. Подчиняясь распорядку, он лишь теряет время, становится все ближе к вечерней тьме. В которой… что? Карл встал перед дверью, нисколько не беспокоясь, что загородил дорогу нескольким школьникам позади.
Что там, во тьме? Что? Вот же, мелькнула мысль, будто дразня — и вновь мучительная пустота. Стекло парадной двери внезапно сверкнуло фиолетовым огнем — и Карла обожгло космическим холодом.
«Отражение», — подумал он спустя несколько секунд, обернулся и увидел запыхавшуюся от бега девчонку в фиолетовой куртке.
— Доброе утро, мистер Ларссон! — поздоровалась она, пытаясь протиснуться мимо Карла в дверь.
— Привет… Вайолет?
— Я Кэтти, — засмеялась девчонка, обернувшись в дверях. — Вам нужно крепче спать, мистер Ларссон.
Рабочий день не отложился в его памяти. Карл просто сидел за столом, иногда будто по алгоритму дергал школьников; ни слова не улавливая, слушал их ответы, ставил случайные оценки, монотонно зачитывал классу длинные куски записей из своей папки.
Он быстро понял: не важно, что ты делаешь, главное, чтобы со стороны это выглядело правдоподобным. Дети не замечали никаких странностей и вели себя, как обычно и ожидаешь от школьников: гудели, если долго не одергивать, спорили, если он не угадал с оценкой, что-то черкали на бумаге, когда он говорил.
Он и сам что-то черкал на бумаге, не особо контролируя руку. Завитки галактик, серую грифельную темноту, звезды, какие-то непонятные даже ему росчерки и силуэты.
Когда прозвенел последний за день звонок, Карл пробормотал дежурное напутствие, подождал, пока гомонящие подростки ручьем выльются из аудитории. И тогда, в гулкой тишине, он перебрал всю пачку исчерканных листков. Когда он успел испортить столько бумаги? Кажется, лишь пять минут назад он вошел в здание школы.