Павел Хюлле
Вайзер Давидек
Юлиушу посвящается
Как же так случилось, как произошло, что мы стояли втроем в кабинете директора школы, и уши у нас под завязку набиты были зловещими словами: протокол, допрос, присяга, как могло случиться, что запросто и без затей мы превратились вдруг впервые из нормальных учеников и детей в обвиняемых, каким чудом навязали нам эту взрослость – до сих пор не понимаю. Может, и существовали какие-нибудь предварительные причины, но мы о них ничего не знали. Единственное, что я тогда чувствовал, это боль в левой ноге, так как нам было приказано стоять все время, и при этом – бесконечно повторяющиеся вопросы, коварные усмешки, угрозы вперемежку со слащавыми просьбами «объяснить все еще раз, по порядку и без всяких выдумок».
Мужчина в форме вытирал со лба пот, тупо смотрел на нас взглядом замученного животного и то и дело грозил пальцем, бормоча под нос невнятные проклятия. Директор, расслабив узел галстука, барабанил пальцами по черной поверхности стола, а учитель естествознания М-ский входил каждую минуту, справляясь о ходе следствия. Мы смотрели, как лучи сентябрьского солнца, пробиваясь сквозь зашторенные окна, освещают пыльный ковер некогда бордового цвета, и нам было жаль прошедшего лета. А они всё спрашивали, без устали, по сто раз одно и то же, не в силах понять простейших вещей, ну словно это они были детьми. «Они запутывают следствие, за это положена статья уголовного кодекса!» – кричал мужчина в форме, а директор поддакивал, хватаясь ежеминутно за галстук: «Что мне с вами делать, ребята, что мне с вами делать», – и теребил, расслабляя все больше, огромный треугольный узел, который издали можно было принять за бант якобинца. Только М-ский сохранял относительное спокойствие и уверенность, нашептывал на ухо тому, в форме, какую-то информацию, после чего оба поглядывали на нашу троицу с усиленным интересом, обычно предваряющим новую серию вопросов. «Каждый из вас говорит что-то свое, – кричал директор. – И всегда разное, как же так, почему вы не можете остановиться на одной версии?» А мужчина в форме ему в тон: «Слишком важное дело для шуток, шутки кончились вчера, а сейчас пожалуйте всю голую правду на стол!»
Мы и в самом деле не знали, как выглядит голая правда, но ведь ни один из нас не врал, мы говорили только то, что они хотели услышать, и, если М-ский спрашивал о снарядах, мы поддакивали: да, снаряды, – когда же человек в форме добавлял про склад ржавых боеприпасов, никто из нас не возражал: да, где-то такой склад, наверное, был, а может, и сейчас есть, только неизвестно где – после чего у спрашивающего лицо шло красными пятнами и он закуривал новую сигарету. Был в этом какой-то неосознанный способ защиты, о который они разбивались не хуже мыльного пузыря. Если бы, например, они спросили у нас, присутствовали ли мы при взрывах Вайзера, каждый подтвердил бы с готовностью: да, – однако никто не смог бы уточнить, в какую пору дня, и вдобавок один из нас промямлил бы сразу, что, собственно, Вайзер делал все это один, время от времени приглашая только Эльку. Мы прекрасно чувствовали, что на вопросы, которые нам задают, нет правдивых ответов, и даже если бы спустя какое-то время оказалось, что все же есть, то и в этом случае все, что произошло в тот августовский день, останется для них абсолютно необъяснимым и непонятным. Вроде уравнения с двумя неизвестными.
Шимек и Петр стояли по бокам, а я в середке, со своей ноющей и опухшей от долгой неподвижности ногой. Они могли спасаться, уводя взгляды влево или вправо, я же оставался прямо перед глазами директора и оправленным в темную раму белым орлом над его головой. Моментами мне казалось, что орел шевелит одним из крыльев, собираясь вылететь во двор, и я ждал, что все мы услышим звон разбитого стекла и птица упорхнет, но ничего такого не произошло. Вместо ожидаемого полета все гуще сыпались вопросы, угрозы и просьбы, а мы все стояли, ни в чем не виноватые и напуганные: чем же это кончится, ибо все ведь должно иметь свой конец, так же как и лето, последние отголоски которого долетали до наших ушей через приоткрытое окно кабинета.
– Не может человек исчезнуть без следа! – кричал тот, что в форме. – А ты, Королевский, – обратился он к Шимеку, – утверждаешь, что Вайзер и ваша подружка (он никак не мог запомнить, как звали Эльку, вышли в тот день вместе из дому, направились в сторону Буковой горки и что ты их больше не видел, хотя вас видели втроем на железнодорожной насыпи вскоре после полудня.
– А кто видел? – робко спросил Шимек, переступая с ноги на ногу.
– Ты мне тут вопросов не задавай, твое дело отвечать! – Мужчина в форме грозно сверкнул глазами. – Дождетесь, что это для вас плохо кончится!