Любила ли она его?! Да, любила – так я думал, сидя в канцелярии с распухшим носом, когда в кабинете директора готовился следующий раунд допроса, так я предполагал тогда, представляя себе ее рано округлившиеся груди, длинные льняные волосы и красное платьице, которое она носила в жаркие дни. Сегодня я знаю, что был не прав, и еще труднее мне определить их отношения с момента, когда они ушли вдоль костельной ограды, подгоняемые нашими камнями. Прежде Элька относилась с явным презрением к тем, кто не мог доплыть до красного буйка, прыгнуть с верхнего помоста мола вниз головой или точно подать мяч, когда мы гоняли в футбол на лужайке возле прусских казарм, – и вдруг увидела в худом и сутулом Вайзере кого-то очень важного и бросилась на нас с когтями. Не могла она измениться за долю секунды. Должно быть, она почувствовала то, что почувствовали мы через пару недель, глядя на Вайзера в подвале заброшенного кирпичного завода, отчего бегали по спине мурашки и электрический ток пронизывал все тело.
Однако все по порядку. Нет, я не пишу книгу ни о Вайзере, ни о нас тех, прежних, ни о нашем городе тридцатилетней давности, ни о школе и тем более не пишу книгу о М-ском или эпохе, когда он был самым главным после директора, – нет, это мне неинтересно, и если я решил все записать, вспомнить запах того лета, когда «рыбный суп» заполонил пляжи залива, то единственно в связи с Вайзером. Именно это вынудило меня отправиться в Германию, именно это велит сейчас записать все с самого начала, не пропуская ничего, ни малейшей детали – в таких случаях мелочь оказывается иногда ключом, открывающим ворота, и каждый, кто хоть раз встретился с чем-то необъяснимым, хорошо это знает. Итак…
Шли первые дни июля, в жаре и духоте город, лишенный залива, казалось, еле дышал, а «рыбный суп» густел и густел, прибавляя городским властям новых хлопот. Сначала надеялись, что эта странная эпидемия пройдет сама, и ничего не делали, затем предприняли кое-какие шаги: на пляже с утра суетились мужчины с деревянными граблями, как для сена, и сгребали рыбьи трупы в груды, которые затем вывозили машинами на городскую свалку, обливали бензином и сжигали. Действия эти, однако, имели эффект, обратный намерениям: дохлых колюшек, вздувающихся на жарком солнце, прибывало, а газеты сообщали о массовой гибели кошек и собак в районах, прилегающих к заливу. Вспоминали также: за два месяца, то есть с начала мая, не выпало ни капли дождя, что старые люди уверенно объясняли карой Божьей. А мы тем временем носились по брентовскому кладбищу с каской и автоматом, подаренным нам Вайзером, попеременно – то как немцы, то как партизаны – падали от пуль, совсем как в фильмах о войне, которые демонстрировались в «Трамвайщике». Только иногда нам приходило в голову спросить себя, почему Элька не играет с нами, а также – что она видит в тощем и хилом Вайзере, зачем шатается с ним целыми днями по городу. Кто-то видел их в Старом городе возле колодца Нептуна, другой давал руку на отсечение, что Вайзер и Элька чаще всего сидят на лугу за аэродромом, а то как-то раз Петр заметил их аж за Брентовом, они направлялись к взорванному мосту, где Стрижа протекает под железнодорожной насыпью, по которой со времен войны не прошел ни один поезд. Но на эти сведения мы не обращали особого внимания, каждое утро один из нас садился в трамвай и ехал в Елитково посмотреть, как выглядит «рыбный суп», не отступает ли, а потом искал нас на кладбище за Буковой горкой и докладывал, что вонь на пляже еще усилилась и рои огромных мух носятся над месивом, как саранча. В тени кладбищенских деревьев было приятней, чем во дворе и на улице.
Однажды рядом со склепом с готической надписью мы увидели мужчину в пижаме и больничном халате, сидевшего на плите и бормотавшего что-то под нос, будто читал молитву. Мы обступили его, но он не проявил беспокойства и жестом показал, откуда он здесь взялся – убежал из сумасшедшего дома, который красно-серой горой возвышался на холме по другую сторону шоссе, ведущего в город. Петр предложил пойти в больницу и рассказать, где находится беглец, которого наверняка разыскивали, но никто из нас не видел настоящего сумасшедшего, и мы хотели убедиться, правда ли то, что ксендз Дудак говорил в своих пламенных проповедях о безумцах, отринувших Бога. Потому что ксендз Дудак в нашем приходском костеле Воскресения, расположенном, как и брентовский кладбищенский, неподалеку от леса, ксендз Дудак, как и старые люди, говорил, что рыбное месиво в заливе и засуха – знамения, посланные Богом.