— Что происходит? — я взяла его за руки, желая услышать все, что он мне скажет и даже то, что не сможет сказать. Мне было страшно, не знаю почему, но мне было очень страшно.
Кит вздохнул.
— Я собирался тебе все объяснить, но не было подходящего момента, — сказал он. — После того, что ты рассказала мне про своего брата и отца, я понял, что мне стоит подождать. Потом мы сблизились, и мне не хотелось все испортить. — Он откашлялся. — Я знал, если расскажу тебе, все полетит к чертям.
— Скажи мне, Кит, — прошептала я. — Неизвестность убивает меня.
Он сделал паузу на несколько минут. Потом снова заговорил, в его голосе слышалась горечь.
— Я в форме, потому что я работаю под прикрытием, Лара, — произнес он.
Я не могла вздохнуть. Мне не хватало воздуха. Я встала, и такое простое движение встряхнуло меня. Я смогла сделать глубокий вдох, не веря словам Кита.
Потом опять плюхнулась на кровать, как болванчик.
— Повтори, что ты сказал. — Я надеялась, что ослышалась.
— Я тот, кого называют в этом деле, Лара, офицер, переодетый в гражданскую одежду.
40.
Лара
— Офицер, переодетый в гражданскую одежду? — повторила я. На самом деле я чувствовала головокружение от растерянности, словно вся моя жизнь перевернулась. — Ради бога, Кит, перестань говорить чертовыми загадками. Какого черта ты, переодетый офицер? — набросилась я на него.
— Это тот, кто создает у всех впечатление, что он обычный гражданин или такая же овца, как и все, но на самом деле, работает под прикрытием. Мы осуществляем операции, которые поручает нам правительство, но не афишируем их.
— Ты не можешь, — ахнула я. Я запустила обе руки себе в волосы. Вся моя жизнь напоминала странный, невероятный кошмар. Во-первых, Сойер сказал мне, что он был тайно в меня влюблен, шериф Брэдли сказал, что Сойер даже не способен убить муху, которая сидит у него на носу, но он пришел и убил невинного волка, теперь Кит говорил мне, что он, на самом деле, чертовый офицер, работающий под прикрытием.
Как такое могло со мной случиться? Я никогда в своей жизни не хотела связываться с военными, в итоге я получаю своего мужчину из отряда «Дельта» или морских котиков, или как там его отряд называется.
— Вот кто я, Лара. И вот, чем я занимаюсь. Я являюсь частью команды спецназа. Я был завербован семь лет назад. Я и мои сослуживцы были выбраны из-за наших навыков, отсутствие семей, нашей лояльности. Когда дело доходит до того, что наше правительство не может открыто разобраться с какой-либо ситуацией, парни приходят и забирают меня.
— На эту работу? — прошептала я.
— Правительство дает работу. Туда и обратно, коротко и ясно, раз и готово. Потом я возвращаюсь сюда и становлюсь обычным парнем, уволившимся из армии и страдающем легкой формой ПТС...
Я почувствовала себя больной.
— Это должно быть шутка.
Его голос был полон сожаления.
— Я бы хотел, но…
— Ты сказал, что был в армии. А не то, что ты по уши в ней! — обвинила я его.
— Я не говорил. Я не говорил, что демобилизовался. Я бы никогда не сделал этого, потому что это было бы ложью... тебе, мой ангел.
— А недосказанность не является ложью, да? — крикнула я.
Мой голос настолько был громким, что эхом разнесся по комнате. Я не могла нормально дышать. Я хотела лечь на кровать, свернуться калачиком и зарыдать, пока не отступила бы боль и ужасные мысли не выветрились из головы. Но я была сильной. Не так ли?
— Хорошо, тогда расскажи мне все сейчас же. Я хочу знать, — потребовала я с силой, даже не узнавая свой голос.
— Я не имею права ничего рассказывать. Тебе не следует знать даже того, что ты уже знаешь. Мы не имеем права никому раскрывать свое истинное лицо, даже членам семьи. Большинство семей тайных агентов считают, что их близкие демобилизованы из армии в результате полученных травм или проблем с психикой.
— Я должна знать, куда вы направляетесь сегодня вечером.
— Я пока не знаю. Меня проинформируют, как только я доберусь до базы.
— А что вы будете делать?
— Даже если бы я знал, я не могу тебе сказать.
— Но задания, на которые тебя посылают, опасные?
— Одним более опасные, другие менее.
— Боже мой! Ты так просто об этом говоришь, ты можешь умереть сегодня вечером, не так ли? — ахнула я.
— Да. — Он очень тихо произнес это слово, но оно ударило мне в самое сердце, словно пуля.