— То есть? — не понял Дорожкин.
— Ну способности различные, — потер подбородок Адольфыч. — Люди-то в основном простые. И те, что были, и те, что после приехали. Те, что были собраны по всему бывшему Союзу. Собраны в месте, в котором их и так была самая большая концентрация. Причем подавляющее большинство и не подозревает о собственном потенциале. Тем более что теперь-то, в смысле приезжих, речь идет уже о третьем, четвертом поколении. А так-то в основном имеются способности к телекинезу, чтению мыслей, предсказанию, ну и прочее по мелочи и не только по мелочи. Но все не оформлено, дико, хотя народец-то в основном мирный. В свое время был построен даже институт для изучения этого феноменального свойства территории, под этот институт, собственно, и прочее народонаселение подбиралось. Хотели использовать аномальные способности человеческого фактора на пользу народному хозяйству. Да и разобраться, что да к чему. Высказывалось предположение, что под бывшей деревенькой залежи каких-то особых ископаемых. Было организовано даже предприятие, научное производство, пробиты шахты, пробурены скважины. Ничего, правда, кроме неплохой минеральной водички, не нашли, но к тому времени уж и городок появился, и народец… осел, можно сказать. Семьями обзавелись. Но прошло время, да и в стране многое поменялось. Институт с тех пор перепрофилировали, потом вовсе законсервировали, опытное научное производство, сиречь лаборатории, забрало военное ведомство, а ввиду неразумения своего засекретило их еще сильнее, чем они были, и что оно там с ними делает теперь, не нашего ума дело. А городок-то остался. И причем благодаря всем этим обстоятельствам сохранил особый статус. Понятно?
— Не очень, — признался Дорожкин. — А как же эти… ну телеки…ки…незисты, чтецы мыслей, предсказатели?
— А что им сделается? — пожал плечами Адольфыч. — Живут себе. Рабочие места мы стараемся организовать на месте. Поддерживаем предпринимательство. Так что социальной напряженности в городе нет. Как и не было никогда. Смотрите, — Адольфыч стал загибать пальцы, — мигрантов нет, бандитов нет, наркоманов нет, милиции, что в наше время весьма важно, тоже нет. Признаюсь, что и «гостей с юга» практически нет. Горожане даже радуются, что городок закрытый. Нас ведь не только голодные восьмидесятые, лихие девяностые да гнилые нулевые пощадили, до нас даже Хрущев Никита Сергеевич в свое время не добрался. Пытался, правда, Конотоп Василий Иванович, был такой правитель Московской области, разворошить наше гнездышко, тем более что рядышком были его охотничьи угодья, но интересы военного ведомства возобладали. Да и не так просто до нас добраться. Так что живем себе. И если кто и читает чужие мысли, так он, скорее всего, и сам не понимает, что в его голову приходит. Чужие мысли — это, Евгений Константинович, обычно такая каша…
— И вы думаете, что я в это поверю? — недоверчиво усмехнулся Дорожкин.
— А верить я вас и не заставляю, — ответил усмешкой мэр. — Я хочу, чтобы вы работали в нашем городе, потому что именно вы нам нужны. Ваши потенциальные способности и даже уже имеющиеся возможности нас устраивают. В том числе и черты характера.
— Откуда вы знаете о чертах моего характера? — удивился Дорожкин.
— Вы вменяемы, — сказал Адольфыч. — Эта самая загоруйковская настойка, влияние которой вы преодолели феноменально быстро, кроме всего прочего будит в человеке самые низменные инстинкты. Если бы в вас была хотя бы сотая часть мерзости, она неминуемо всплыла бы и засияла во всей красе. А вы только смеялись и мрачнели от каких-то раздумий. Впрочем, мрачнеть-то вам и в самом деле есть из-за чего. Откажись вы от моего предложения, одна вам дорога — возвращаться в родную деревню.
— Не самый худший выбор, кстати, — огрызнулся Дорожкин. — Там хотя бы опытов над людьми не проводят… с помощью загоруйковки.
— Там их травят «табуретовкой», — отрезал Адольфович. — А мы угощаем полезным для здоровья продуктом. Травы-то в напитке и в самом деле знатные. К тому же мы не можем просто так довериться первому встречному.
— Я, выходит, — скривился Дорожкин, — все-таки первый встречный?
— Не первый, но тот самый, — смягчил тон мэр. — Нам хватило бы и вашей выпивки с Фим Фимычем, но мы проверили вас досконально. Поверьте, за сутки можно сделать многое. Побывать в вашей деревне под Рязанью, оценить вашу заботу о матери, отвагу на пожаре. Отзывы односельчан немалого стоят. Ни одного злого слова. Удивительно. И это при той дремучей непосредственности, которая свойственна истерзанной русской глубинке. Поговорили с вашим знакомым Мещерским, интересный тип, кстати, любопытный, весьма любопытный, заинтересовал он нас, знаете, всегда приятно обнаружить под оболочкой какого-нибудь растолстевшего циника хорошего специалиста, ну да ладно. Всему свое время. И у него мы тоже получили весьма благожелательную характеристику на вас. И ваша бывшая девушка, Маша, не сказала о вас ни одного злого слова. Вы уж простите, что пришлось так влезть в вашу жизнь, но все люди, с которыми мы разговаривали, уже забыли об этом разговоре.