Так утешал себя Андрей Ольшевский, шагая по дороге, ведущей к пансионату, где проходил сбор. За поворотом среди клонящихся на ветру тополей показалось двухэтажное серое здание, и он пошел медленнее и даже остановился и посмотрел, как за забором соседней дачи девчонка, стриженная под мальчика, тоскливо чистит картошку и все оглядывается, оглядывается на террасу, где караулит ее, наверное, мать, а кожура от картофелины разлетается в стороны злыми рывками, и все мимо помойного ведра. Жуткое дело — принудиловка!
Навстречу Андрею шла стайка пацанов в красных майках. Через плечо одного из них висела длинная авоська с мячами. Это шагали на тренировку ребята из детской футбольной команды, которые жили в том же доме, что и велосипедисты, только в другом крыле. Их тренер в первый же день по приезде зашел к гонщикам и предупредил: «Вы, братцы, свои вещички подальше прячьте, особенно мастерские значки, а то у меня такая кодла…» Сейчас этот тренер, маленький и коренастый, с кучерявой челкой, скрывавшей лоб, вперевалочку топал впереди своей «кодлы», и дым сигаретки летел через его плечо, обматывая зловонными синими нитями стриженые головы ребят. Они прошли мимо Андрея — тренер, подмигнув белым рыбьим глазом, а вслед — веснушчатые, лупоносые, с любопытно и уважительно приоткрытыми на Андрея ртами, не окаймленными еще жесткими морщинами натуги и страстей, и последний, тонконогий, как комарик, наступил на волочащийся шнурок кеды, споткнулся, присел, наморщив кнопку, которую хотелось нажать, застенчиво посмотрел снизу вверх и побежал догонять своих. И Андрей понял, что этот тренер просто подлец.
Парни лежали на солнышке, раскинув руки, коричневея буграми мышц. Парни жевали свежий зеленый горох, — вокруг валялись пустые стручки — и тихонько пели. Пели они песню без названия, старую, петую несколькими поколениями велосипедистов и сочиненную не то динамовцами, не то студентами из «Буревестника», не то даже армейцами, хотя вряд ли можно заподозрить в склонности к лирике отчаянно свирепых в гонках и опасно ироничных во все остальное время здоровяков из армейского спортклуба.
пели парни.
Андрей остановился чуть поодаль и стал насвистывать, а потом подпевать про что, как вначале едешь умно, держишься в хвосте, когда какие-то черти заправляют на подъеме, и как перед самым финишем, где ждет тебя девушка, ты уже второй, но внезапно чей-то эксцентрик рубит тебя по спицам, и ты летишь в кювет и в Москву возвращаешься в обществе врача, а девушка-то, оказывается, не дождалась, ушла с другим, и все это так, но тем не менее — «вперед, не плача…»
Простенькая такая песня, и слова у нее, может быть, даже глуповатые. Только когда поешь ее, будто сам ты мчишься по дороге в стрекоте передач и бликах спиц, и ветер упруго лежит на твоих ключицах, и ближе, ближе и сбывчивее далекое и несбыточное. Такая уж песня.
Они ее допели и, кажется, только тогда заметили Андрея Ольшевского. Калныньш приподнялся на локте и протянул ему жменю гороховых стручков.
— На, кушай.
— Откуда это вы запаслись? — спросил Андрей, вновь чувствуя себя одним из них.
— Дети принесли. Футбольные дети, — неторопливо пояснил Калныньш.
— Где-то натырили, — вставил Игорь Николаев.
— Почему «натырили»? Возможно, им подарили какие-нибудь колхозники.
Николаев насмешливо свистнул.
— Ну что, Андрей, выздоровел дедушка? — как бы мельком поинтересовался Олег Пашкевич. Очки его голубели двумя круглыми кусками неба, и что там, под этим небом, какие там тучи и грозы, понять было невозможно. — Ах, бедный мальчик, у тебя, оказывается, дедуля захворал! — протянул Соколов. — Какое несчастье! Ну что, полегшало старичку?
— Робя, может, он внучонку наследство отписал? — подхватил темповик Сальков, восемнадцатилетний долдон, всегда поддерживающий старших.
— Теперешние старики живучие, — авторитетно сказал Игорь Николаев. — Пока пенсию на сто двадцать лет не израсходуют, на тот свет не торопятся. Моя бабуня в очередь на «Жигули» записалась. «Получу, — говорит, — машину, берегись меня на шоссе — мигом в кувет откомандирую». А вообще, Андрей, может, лекарство какое надо достать? У меня мать в аптеке работает, ты скажи тогда.