Единственным человеком, к которому Саня испытывал привязанность, стала нянечка. Ей уже перевалило за восемьдесят, и все в Доме называли ее «баба Маруся». Саня почему-то приглянулся ей с первого взгляда.
– И что им надо, этим горе-родителям? – бывало, вопрошала баба Маруся, ероша густые волосы на затылке Сани (такую фамильярность он позволял только ей, любой другой схлопотал бы в лучшем случае злобный взгляд, а то и вполне ощутимый удар). – Такой красивый ребенок… И какая же мать могла так с тобой поступить, а?
Он никогда не думал о своей матери. Вернее, старался не думать, но мысли так и лезли непроизвольно, особенно по ночам, когда голова свободна от решения насущных проблем. Саня не то чтобы мечтал познакомиться с женщиной, бросившей его, но ему хотелось бы знать, кто она, как выглядит и почему не оставила его в роддоме, а выбросила на помойку, прямо в Новый год, когда все население страны веселилось и праздновало. Однако гораздо больше он хотел бы встретиться с другой женщиной – той, что нашла грудничка, окоченевшего до такой степени, что он не мог даже плакать.
Они с бабой Марусей много разговаривали – обо всем на свете и ни о чем. Старушка была не особо образованной, зато у нее имелся огромный жизненный опыт и нерастраченные нежность и доброта.
– Нет у меня внуков, поди ж ты! – сокрушалась она в минуты откровенности, сидя рядом с Саней на лавочке в парке при Доме.
– А возьми меня к себе, баба Маруся! – сказал как-то Саня. На самом деле он вовсе на это не рассчитывал, но нянечка, кажется, восприняла его реплику серьезно.
– Да кто ж мне тебя отдаст – старухе из коммуналки с двумя инфарктами? – развела она руками.
– А что такое инфаркт, баба Маруся?
Очень скоро Саня узнал ответ на этот вопрос – баба Маруся умерла. Умерла прямо на его глазах, неожиданно повалившись на пол, все еще держа в руках мокрую тряпку, которую как раз собиралась намотать на швабру. Местный доктор, за которым Саня немедленно бросился в медкабинет, пощупал пульс бабы Маруси и, тяжело поднявшись с колен, вздохнул:
– Инфаркт!
Саня не плакал – просто не знал, как это делается, но почему-то старшая воспитательница положила руки ему на плечи и тихо сказала:
– Она была старенькая, Саша… Очень старенькая!
Но Саня точно знал: это он виноват в смерти бабы Маруси. Если бы он знал, что делать в таких случаях, она бы еще пожила, а он не остался бы совсем один.
Луисвилль, штат Кентукки
Николас уже в десятый раз проверял, хорошо ли заперта дверь, и еще плотнее задергивал занавески на окнах, словно боясь, что каждый луч света, проникающий в комнату, может оказаться смертоносным – таким же смертоносным, как и содержимое обитого тонколистовой сталью пластикового чемоданчика, сейчас безопасно лежащего на кровати. Николас работал с содержимым чемоданчика несколько лет и, казалось бы, знал его вдоль и поперек, но теперь он вынужден был признаться, хотя бы самому себе, что боится. Боится, словно то, что спрятано внутри, может неожиданно вскрыть замок и выбраться наружу. От одной мысли об этом его затошнило. Тогда зачем он здесь – разве не затем, чтобы осуществить чью-то ненормальную мечту? Нет, нет, конечно же, нет! Он здесь лишь затем, чтобы получить деньги – те, что положены ему за многолетние труды. Именно он, Николас, заслужил вознаграждение, как никто другой, – настоящее вознаграждение, а не те крохи, которые ему платят. И он получит, что причитается, и наконец сможет позволить себе все то, о чем так долго мечтал. Ради этого он работал, жертвовал личной жизнью и свободным временем.