Да, сколько в силах наших, я хочу
Сегодня возвеличить Диониса:
Явленный бог - по дочери мне внук.
Ты - человек умелый, мой Тиресий,
И я - старик вверяюсь старику:
Не правда ль, ты укажешь, где плясать мне
И где, остановившись, затрясти
Седою головой? Я столько силы
В себе почувствовал, что день и ночь
Готов стучать о землю тирсом Вакха:
Веселье нам снимает годы с плеч.
Тиресий
Со мною тоже, Кадм, - помолодел я
190 И в хоровод вакхический войду.
Кадм
Но до горы не лучше ль нам доехать?
Тиресий
А богу тем почет не уменьшим?
Кадм
Ну, так идем: моим заботам вверься.
Тиресий
Сам бог, о Кадм, нам путь наш облегчит.
Кадм
А мы одни - на игрище из граждан?
Тиресий
Увы! разумных больше не нашлось.
Кадм
Что ж медлить далее, Тиресий, - руку!
Тиресий
(протягивая перед собой руку)
Кадм, вот моя рука, сплети ее с своей.
Кадм
Нет, презирать богов не мне - я смертен.
Тиресий
200 Да, перед богом нечего мудрить:
Предания отцов, как время, стары,
И где та речь, что опровергнет их,
Пусть в высях разума мудрец витает?
Пожалуй, скажут вот: "и как не стыдно?
Старик плясать собрался и плющом
Чело обвил!" А разве где-нибудь
Нам обозначил бог, что пляшет юный,
А не старик в честь Вакха. Нет, почет
От всех равно приятен богу Вакху:
Своих поклонников не делит Дионис.
Кадм
(обращаясь к слепому)
210 Тиресий, солнце для тебя не светит;
Тебе заранее, что вижу, все скажу.
(Заметив подходящего Пенфея.)
Вот царь Пенфей, трон от меня приявший,
Сюда спешит. Как озабочен он!
Какие новости его смутили?
Те же и Пенфей входит слева. Это совсем молодой человек, с нежной растительностью на лице, огромного роста; на нем пурпурная накидка сверх пестрого хитона, на голове диадема, в руках скипетр; за ним свита, вооруженные слуги. Он, видимо, встревожен и сначала не замечает стариков.
Пенфей
Едва успел вернуться я домой,
Дурные вести слышу отовсюду,
Нежданная постигла нас беда:
Дома, детей фиванки побросали;
В вакхическом безумии они
Скитаются в горах, поросших лесом,
220 И бога Диониса - чт_о_ за бог,
Не знаю - почитают пляской.
Среди их роев полные вином
Стоят кратеры, а вакханки наши
Тайком, поодиночке, в чащу леса
Бегут с мужчиной ложе разделить.
По виду, точно бы менады на служенье,
Но Афродита им милей, чем Вакх.
Иных я уж поймал: связавши руки,
В тюрьме теперь их люди стерегут.
А тех, что нам покуда не попались,
На Кифероне всех переловлю:
Ин_о_, Агаву, что от Эхиона
Меня родила, Актеона мать
230 Я разумею Автоною - крепко,
В железо их велю я заковать,
Авось тогда пройдет их беснованье.
Да говорят, какой-то чародей
Пожаловал из Лидии к нам в Фивы...
Вся в золотистых кудрях голова
И ароматных, сам с лица румяный,
И чары Афродиты у него
В глазах: обманщик дни и ночи
С девицами проводит, - учит их
Он оргиям ликующего бога...
Ну, попадись он мне, - тогда стучать
240 О землю тирсом, встряхивать кудрями
Не долго будет - голову сниму.
Он смеет богом Вакха называть!
В бедре у Зевса будто был зашит он.
А между тем за выдуманный брак
Семелу мать и Диониса сына
Огнем небесным Зевс испепелил
Все это знают, и неужто дерзкий,
Кто б ни был он, хулой не заслужил
Позорной петли.
(Оборачивается и видит стариков.)
Ба! Что вижу! Новость!
Еще диковинка: Тиресий чудодей
250 И матери моей отец, как будто на смех
В небридах пестрых, с тирсами в руках
Служить собрались Вакху.
(Обращаясь к Кадму.)
Дед, могу ли
Я старость чтить, теряющую смысл.
(Несколько времени выжидает, но Кадм стоит молча, тогда с нетерпеливым
жестом.)
Да сбросишь ли ты плющ? От тирса руку
Освободишь ли наконец, старик?
(Обращаясь к слепому, с насмешкой, потом с угрозой.)
Все ты, Тиресий, видно, снова хочешь,
Вводя к фиванцам бога, погадать
По птицам и за жертвы взять деньжонок.
О, если б не седая голова
Тебя спасала, посидел бы ты
Теперь в оковах, там, среди вакханок,
260 За оргии порочные, что вводишь!
Нет, тот обряд, где женам подают
Сок виноградный, чистым не признаю.
Хор
Безумец! ни богов, ни Кадма чтить,
Посеявшего колос земнородный,
Не хочешь ты, и только род срамишь!
Тиресий
(к Пенфею, спокойно, с достоинством мудрого старца и прорицателя)
Когда умен оратор, и предмет
Искусно выбран им, не диво речью
Ему пленить сердца. Но ты, Пенфей,