Одессе и трём другим зеленушкам достался суточный пост в неглубоком тылу, охранять ставку полкового комиссара. Уже у палатки, когда разводящий дал две минуты "оправится и покурить" к ним подошли гренадёры. Рослые, облачённые в тяжёлую броню матово-синего цвета, они казались невысокой Одессе великанами из легенд Терры, почти ангелами Императора. В немом восхищении, она смотрела на ранцевые хеллганы, крак-гранаты размером с два кулачка Одессы, отдельного вздоха зависти удостоились ботинки. Удобные, невысокие, с быстрой шнуровкой.
Старший караула в чине майора, распределил посты и назначил штурмовиков в секреты. После короткой молитвы Императору, Одесса заняла своё место справа от входа в землянку и тягучей кашей потянулось время.
Наверное, у каждого стоявшего в карауле, возникало ощущение себя как пустого места. Мимо тебя снуют курьеры, офицеры, ты положено вытягиваешься по стойке "смирно", но взгляд очередного капрала с повязкой курьера, проходит сквозь тебя. Одесса погрузилась в свои мысли и вздрогнула, когда прямо над ухом прозвучал рык "Что за бардак! Немедленно прекратить!" Скосив глаза, она увидела высунувшегося из землянки комиссара. Он самодовольно улыбался, явно довольный произведённым эффектом. Аугметированный глаз слегка пощёлкивал фокусировкой, когда он осмотривал Одессу с головы до ног.
- Начальника караула ко мне! - ещё раз завопил комиссар.
На его крик с внешнего поста прибежал начальник караула и затараторил, вытянувшись:
- Господин полковой комиссар, по-вашему...
- Бардак! - перебил его комиссар, - не будь я Пабло Бернандез! Почему караульные не обеспечены средствами защиты от дождя?!
- Разрешите исправить, господин полковой комиссар? - без тени смущения в голосе выпалил начальник.
- Разрешаю. - уже нормальным голосом закончил комиссар и удалился в землянку, так же неожиданно, как и появился. Через два часа, заступая на караул у землянки, Одесса уже была закутана в гвардейскую плащ-палатку, вольготно свисавшую с тщедушного тела до дощатого пола.
Стемнело. В обед довелось заварить немного изумрудного мха, и предстоящая ночь уже не вызывала гнетущей тоски. Скорее наоборот, Одессу радовало, что больше не будет беготни и никто не увидит, как она, сделав полшага назад, обопрётся на стенку. Но её надеждам было не суждено сбыться - внезапная вспышка разорвала темноту и, как показалось, со всех сторон раздалось рычание, буквально парализовавшее Одессу.
- Ваааагх!
И сразу за ним раздался крик:
- Караул в ружьё! Орки!
Оправившись от первого испуга, Одесса попыталась выбраться из-под плащ-палатки, но чуть не упала. Досчитать до десяти и ... её размышления были прерваны ударом в правый бок, и споткнувшийся о неё комиссар выматерился. Раздались хлопки лазганов, выстрелы орочьих шут, и рёв хеллганов. Одессе некстати пришло в голову сравнение с музыкой войны. Наконец выпутав руки из тряпичного плена, она взбежала по аппарели, упала как учили, откатилась и изготовившись к стрельбе осмотрелась. Гвардейцы сосредоточили огонь на опушке леса, откуда доносился рёв орков и были видны вспышки выстрелов. Вдруг, со стороны леса вспыхнул прожектор, раздался чихающий рык мотора и в боевой клич орков вплелось новое слово:
- Вааагх!!! Боибанкааа!!!
Треща кустарником, из леса вывалилось нечто, напоминающее внезапно отрастившую руки и ноги цистерну, на верхней части которой вращался прожектор.
Загрохотала бигшута орков и в лицо Одессе полетели комья земли. Она в панике уткнулась прямо в грязь лицом и зашептала молитву Императору. Ave Imperior supra spem Dominus spem... Молитва помогла и она, подскочив, бросилась зигзагами к брустверу внешнего караула.
Орки, укрываясь за боебанкой, беспорядочно палили, выкрикивая свой клич, гвардейцы отбивались молча. Молчал даже комиссар, сейчас солдатам не требовалось воодушевления. Одесса короткими, по три залпа, очередями стреляла из своего лазгана, понимая, что из-за дрожи в руках бесстыдно мажет.
- Подпустить ближе, - Раздался голос Бернандеза, - заряды не тратить, бить наверняка. Лазган на полную.
Орки сосредоточили огонь на бруствере, заставив людей укрыться, с каждой секундой боебанка приближалась к такому ненадёжному укреплению. Одесса вылезла из плащ-палатки, и слегка привстав, вытащила из перевязи палаш, положив его рядом с собой, а затем, последовав примеру других солдат, примкнула к лазгану штык. Клинок комиссарского меча окутался синим мерцанием. Ещё несколько секунд и рукопашная - зубы сами собой начали отстукивать барабанную дробь, и тут не помогала даже молитва. Комиссар вскочил и с криком "в атаку", перепрыгнул бруствер. Одесса хотела тоже вскочить, но на неё навалилось что-то тяжёлое. В панике она оттолкнула от себя тяжесть и в её руках осталась крак-граната без чеки, с пояса убитого штурмовика. Боебанка была уже совсем близко и не могла стрелять в людей, перепрыгивающих бруствер. Тут Одессу словно осенило. Подхватив плащ-палатку и не выпуская гранату из рук, преодолела бруствер. Увернувшись от удара руки боебанки, она подкатилась под машину и сунула гранату прямо между поршней, заставлявших двигаться ноги. Затем, правую руку пронзила боль, и девушка почувствовала, что падает. Падение все длилось и длилось, и казалось, что ему не будет конца...