Авторитетное слово Джона Ле Карре обеспечило «Прокурору…» широкую читательскую аудиторию: на книги коллег он откликается крайне редко, поэтому его отзывы не подверглись инфляции, а мнение ценится высоко, ибо своим именем он дорожит. Возможно, и с его легкой руки книга вышла в одиннадцати странах, причем по-английски и по-французски дважды. Дэвид был первым читателем перевода и ее добрым гением. Впоследствии мне придется с ним встретиться еще не однажды.
Джон Ле Карре во всем мире считается признанным мастером детектива — жанра, казалось, не слишком почтенного, во всяком случае, не того, который может стать властителем дум людей интеллектуального круга. Но этого писателя читают с увлечением и те, кто входит, и те, кто не входит в этот престижный круг. Потому что детективный сюжет для него лишь средство привлечь к себе и максимально обострить читательское внимание. Средство — не цель. Цель в другом: создать психологические портреты людей, действующих в экстремальных ситуациях. Тех, что рождены бурными политическими событиями, на которые так был горазд уходящий век. Его сюжетные коллизии реальны и человечны, авторская позиция благородна, мысли оригинальны и глубоки, герои не схематичны, не заданы функционально прихотью жалкого воображения, а наполнены плотью и легко узнаваемы. И поэтому его книги — литература, а не подделка под нее в угоду неразвитому вкусу любителей легкого чтива. Поклонникам Александры Марининой читать книги Джона Ле Карре абсолютно противопоказано: они ничего в них не поймут, ничем увлечься не смогут.
В романах Ле Карре есть еще одна особенность, резко отличающая их от ремесленных поделок. Там отчетливо слышна интонация, совершенно не свойственная типичным полицейским и шпионским романам: не злоба, не ожесточение, а печаль. Грусть — оттого, что в жизни столько дурного и что она, эта самая жизнь, вынуждает достойных людей заниматься таким неприятнейшим делом, как шпионить и ловить всевозможных преступников. Грусть и печаль — безошибочный для этого жанра признак писательства, а не халтуры. И уж никак не случайно, что круг личных друзей Дэвида Корнуэлла — писателя Джона Ле Карре — это сливки культурной элиты. Не только английской. Авторам «чернухи» и «порнухи» с ним было бы не о чем разговаривать: совсем другой мир… Напомню: сообщение о присуждении Иосифу Бродскому Нобелевской премии дошло до поэта, когда он вдвоем со своим другом Дэвидом ужинал в китайском ресторанчике неподалеку от Пикадилли. Так получилось, что первым обнял его и поздравил именно Джон Ле Карре.
Собирая материал для книги о Вышинском и пользуясь своим пребыванием в Лондоне, я решил посмотреть на своего героя с совсем неожиданной стороны. Захотелось узнать, что же сообщали британские послы своему правительству о сталинском прокуроре и о времени, в котором тот витийствовал на трибунах, призывая «раздавить ненавистную гадину» — троцкистско-зиновьевских и троцкистско-бухаринских убийц и шпионов. Чтобы работать в английских архивах, не надо было, как у нас, вымаливать чьего-то особого разрешения. Если прошло тридцать лет со дня составления документа, — каждый может его получить, прочитать и скопировать, ни перед кем не отчитываясь, зачем ему это нужно. Документам, которые меня интересовали (шифрованные сообщения британских послов в Москве), исполнилось к тому времени уже не тридцать, а пятьдесят. Мне их выдали незамедлительно.
Добрыми моими помощниками и лоцманами в безбрежном архивном море были Леня Владимиров, дружбу с которым уже не надо было ни от кого скрывать, и его сын Митя, блестящий экономист и философ. В 1966 году Леня, тогдашний сотрудник журнала «Знание — сила», попал в Лондон как член писательско-журналистской туристской группы и предпочел домой не возвращаться. Две написанные им книги — «Россия без прикрас и умолчаний» и «Советский, космический блеф» — стали бестселлерами. В Москве его заочно приговорили к расстрелу, а он тем временем вошел в число сотрудников радио «Свобода», потом «Русской службы» Би-Би-Си, где успешно трудится и по сей день, — его передачи за эти тридцать с лишним лет услышали миллионы наших сограждан.
Мы перелопатили множество папок, которые нам принесли из архивных фондов. Содержимое оказалось несколько неожиданным. Конечно, в условиях тоталитарной деспотии, при отсутствии контактов с жителями страны и ограничении права на передвижение, разобраться сколько-нибудь точно в происходящем за кремлевскими стенами было вряд ли возможно. Но чтобы оказаться настолько слепым!.. Не понять решительно ничего!.. Свести анализ событий к почти пародийному примитиву!.. Только ли закрытостью режима объясняется эта слепота? Просто английские дипломаты (и, наверно, не только английские) прилагали к событиям в советской Москве те же, привычные для них, мерки, как прилагали бы их к событиям в любой нормальной столице. Пользуясь логикой, им доступной. Логикой — и здравым смыслом. О том, что ни то, ни другое не приложимо к стране, оказавшейся во власти тирана, садиста и параноика, они даже не помышляли.
Вот что сообщал своему правительству британский посол лорд Чилстон 28 августа 1936 года, сразу же после окончания процесса Зиновьева — Каменева: «НКВД опасается уменьшения своей роли в связи с тем, что статьи 113 и 117 проекта новой Конституции СССР гарантируют советским гражданам демократические права, и поэтому стремится продемонстрировать свою силу, ввести в заблуждение ЦК партии, представив лидеров партийной оппозиции как руководителей разветвленного заговора против нынешней власти. Этот процесс дело рук НКВД, который борется за свое особое положение в стране».
Временный поверенный в делах, то есть второй человек в британском посольстве, Д. Мэклоп вторил своему шефу в донесении от 1 октября того же года: «Смещение Ягоды это признание того, что НКВД зашел слишком далеко, запятнав даже таких членов советского руководства, как Бухарин и Рыков. Ясно, что сейчас перед ними извинятся, а Ягода понесет наказание за то, что в своем рвении расширить рамки мифического заговора проявил недопустимую инициативу, посягнув даже на такие личности, сохранившие большой авторитет в партии и стране».
Если в Лондоне принимали эти донесения всерьез и строили на них свою внешнюю политику, то остается только развести руками. Цитаты из документов британского дипломатического архива можно, пожалуй, завершить такой лапидарной выдержкой (донесение лорда Чилстона от 23 февраля 1937 года), — ни в каких комментариях она не нуждается: «Ничего подозрительного в смерти Орджоникидзе нет».
Мое близкое знакомство с коллегами этого лорда, представлявшими в Москве правительство Ее Величества уже в восьмидесятые и девяностые годы, прежде всего благороднейшего и умнейшего сэра Родрика Брейтвейта, которого я смею считать своим другом, вселяет в меня надежду, что уровень дипломатического корпуса этой страны более чем полвека назад был слишком печальным и слишком жестоким исключением из общего правила. Или просто переменились времена? Слепцами были не только послы, слепота послов ослепляла и тех, кто стоял над ними. Газетный магнат лорд Уильям Бивербрук, став членом военного кабинета Уинстона Черчилля, так представлял своим слушателям сталинский режим: «Преследование христиан? Нет. Там нет преследования по религиозным причинам. Двери церквей открыты. Преследование по национальным причинам? Тоже нет. Евреи пользуются теми же правами, что и все остальные. Политические репрессии? Да, разумеется. Но теперь уже ясно: те, кого расстреляли, предали бы Россию немцам».
Впрочем, только ли именитым, опытным и высокопоставленным британцам были свойственны такие суждения? Представлявший в Москве — в то же самое время! — Соединенные Щиты Америки посол Джозеф Дэвис был не только редкостным обалдуем, но еще и омерзительным кремлевским лакеем, публично и тайно приветствовавшим казни подсудимых на всех трех Больших Московских процессах. Не случайно же Сталин через несколько дней после окончания войны отметил своего американского холуя орденом Ленина: насколько я знаю, это единственный случай награждения иностранного дипломата орденом, который носил священное имя и в ту пору был еще очень редкой и очень ценной наградой. Раньше я считал Дэвиса тупицей и прохвостом (чего стоит одно его предисловие к мерзкой книжонке сталинских подголосков Майкла Сайерса и Альберта Кана «Тайная война против советской России»!), оказалось же, что он был просто-напросто куплен мудрым товарищем Сталиным, который позволил ему прикарманить за символическую плату из советских музеев выдающиеся произведения русского искусства. На этих операциях американский посол-орденоносец нажил не один миллион…