Тут и пошла разматываться цепочка. Галина Александровна Гуйда, товаровед магазина «Янтарь», сама, как выяснилось впоследствии, мастер корыстных подлогов, призналась, что цену своим постоянным клиентам знала давно. Тому же, к примеру сказать, Файзулаеву, не раз приносившему «мосты золотые. Они были все потемневшими, и когда я разломала один из зубов, там была грязь. Я сразу подумала, что золото это долго лежало в земле».
За раскрытым уже преступлением явно пряталось нераскрытое. К нему, нераскрытому, скорее всего были причастны люди иные.
Обнаружить себя им никак не хотелось. Верные скупщики-перекупщики их имен не назвали. Болтуны, однако, выдали сами себя. Хвастаться золотом, как оказалось, потребность ничуть не менее жгучая, чем им обладать. Помог и Ахмедов: сдался раньше других, дал адреса.
Сволочи! Так — кратко, но выразительно — окрестил Андрей Вознесенский упырей, промышлявших в могиле. Но их имен не назвал. Нет людей, личностей нет — безымянные чудища, алчно гложущие живых и мертвых.
Поэт вправе: дело не в именах. Я не могу. Судебный очерк требует точного адреса. Обузданной страсти. Фактов, а не эмоций.
Несколько поэтических строк вместили в себя четыре тома уголовного дела.
Следы привели к Владимиру Кириллову, бездельнику лет тридцати. После пятилетней отсидки за рукоприкладство с губительными последствиями он жил на наследство — оно досталось ему каким-то темным путем от пожилой квартирной хозяйки.
Были деньги — было свободное время. Свободное — от чего? Ведь он нигде не работал. И не хотел. Зачем? Лишь бы деньги, остальное приложится. Надлежащие власти его не тревожили, за образ жизни, который закон именует паразитическим, не карали. По лености? По разгильдяйству? Или причина иная? Надо бы разобраться.
Вдруг он стал книгочеем. Зачастил в читальные залы, К детективам не рвался. И альковные тайны императриц обходил стороной. Другие тайны волновали его, И история — тоже другая, куда более близкая: о злодеяниях оккупантов в порабощенном Крыму.
Впоследствии, на допросе, он расскажет об этом с хваткой ученого, заполняющего белые пятна науки.
«…В литературе существуют расхождения о точном месте расстрелов и захоронений. Даются общие географические данные, а необходимая точность отсутствует… Риск ошибки очень большой… Труд тяжелый, а результат мог быть нулевой…»
Такая опасность толкала на поиск более точного источника информации. Источник нашелся, о нем поведал Кириллов уже на суде.
«…Мы решили сосредоточить внимание на 10-м километре Феодосийского шоссе… Это место реже упоминается в литературе, чем другие места расстрелов, оно не так популярно, как другие, к тому же и местность совершенно безлюдная… Фашисты, как известно по книгам и фильмам, перед казнями обирали и грабили людей, отнимали у них все имущество вплоть до одежды. Но мы уточнили, что в первые дни оккупации они почему-то торопились, расстреливали и закапывали со всеми вещами… Местные старожилы также подтвердили, что на этом месте расстреливали с вещами…Один очевидец прямо сказал, что перед расстрелом никого не обыскивали. Я узнал, что раньше этот человек был полицаем, поэтому пошел к нему. Я примерно знаю, где он живет, где находится его дом. Он сказал, что сидел за измену Редине…»
Первым включился в бригаду кладоискателей Виктор Нюхалов, сейчас ему двадцать семь, в ту пору работал монтажником на заводе. А до этого колесил по стране, сопровождая вагоны с пьянящей жидкостью. В разъездах сдружился с Кирилловым. Стал закадычным другом.
Показался надежным. Да, но не только. Еще — знатоком. «Я неплохо ориентирован на месте, — бахвалился Виктор Нюхалов на следствии, — по ландшафту, без план-карты, точно определил зону захоронения… В конце апреля или в начале мая 1984 года, дату точно не помню, нами были сделаны пробные раскопки… нашли около десяти серебряных монет достоинством один рубль и пятьдесят копеек, золотую цепь и браслет…Через несколько дней сдали их в скупочный пункт магазина „Коралл“, выручили около тысячи рублей. Деньги поделили по-честному… Мы были на верном пути, но требовалось облегчить работу, тем более, что ночи стали короче…»
«Педали» как раз и не было, она появилась позднее. Работа ночная, в стороне от дороги, «тащить инструмент далеко и тяжело» (из показаний Нюхалова). Без транспорта снижалась производительность. И возможность вовремя смыться. Повышался, стало быть, риск.
Транспорт нашелся. Вообще все находилось безотказно и сразу. Никто из тех, на кого падал выбор Кириллова, не содрогнулся, не ужаснулся. Даже не испугался — последствий хотя бы. И колебаний не проявил. Впрочем, это неточно: колебания были. Как раз у владельца транспортных средств — так на языке юридическом именуется хозяин ветхого «Запорожца» Сергей Кременский, водитель Бахчисарайского межколхозстроя. Совесть заговорила? Как бы не так!.. «Я спросил Кириллова, есть ли гарантия, что работа не будет напрасной. Он сказал, что гарантия есть».
«Наша семья в тот период испытывала крупные материальные затруднения, — продолжал свой рассказ межколхозный водитель, — надо было сделать самые необходимые покупки, поэтому я согласился… Кириллов дал мне 20 рублей на приобретение лопат и еще какую-то сумму, чтобы купить в универмаге точные весы с граммовым делением… Золото мы делили честно, по весу, конфликтов не было».
Артель подобралась один к одному, но в ней с очевидностью не хватало эксперта. Мастера по анатомии и по трупному яду. ОТК и техника безопасности, взятые вместе! Нашелся и мастер. Уроженец здешних же мест. Кореш, вышедший в люди.
Вот как представлен он следственным протоколом: «Лиморенко Сергей Петрович, 1958 года рождения, член ВЛКСМ, в 1983 году окончил 2-й Московский медицинский институт им. Пирогова, стажер-исследователь Института экспериментальной эндокринологии и химии гормонов Академии медицинских наук СССР».
Они встретились в дискотеке, когда знаток медицины опять посетил родные места. Гремела музыка, ей в такт мигали красные и зеленые лампочки, отбивали ритм каблуки… «Нюхалов и Кириллов предложили мне принять участие в раскопках, прилично заработать…» Может быть, он решил, что его приглашают в археологическую экспедицию? Гремела музыка, мигали лампочки, юные парочки обнимались и целовались, отбивая ритм каблуками. «Я спросил, есть ли там золото (украшения, коронки)… Получив подтверждение, согласился».
Что было дальше? Дальше была «операция». И длилась она не одну ночь и не один день.
Ночью копали. Об этом все четверо вспоминают охотно, с деталями: труд нелегкий, ныли ноги и руки, отоспишься в траве и опять за работу, в голове гудит, царапины, ссадины, синяки, кровь течет — не замечаешь, молча, без нытья, по-мужски. «Кременский в качестве водителя ведал еще снабжением, — не забыл отметить Нюхалов. — Доставлял продукты… Мы покушаем и с новыми силами копаем…»
Днем делили добычу («по-честному, без конфликтов»), искали клиентов, сбывали, прятали, снова сбывали, тратили выручку. Судом установлено, что «всего из братской могилы было похищено ценностей… на сумму 54532 руб. 31 коп.» Судом установлено — это не значит, что именно столько добыто. Это значит, что столько подсчитано — по квитанциям скупочных магазинов, показаниям подсудимых и очевидцев, результатам обысков, выемок и других следственных действий. Впрочем, важно ли в конечном-то счете — сколько граммов, рублей и копеек…
Им, наверное, важно. Показания Кременского помните? «Крупные материальные затруднения… Самые необходимые покупки…» Вот и появилась возможность наконец-то их сделать: «Я достал японский магнитофон за 1700 рублей, для семьи дефицитные продукты, съездил на экскурсию в столицу». Другие тоже не очень скупились. Только Лиморенко не шиковал. Цепочки, мосты к коронки перевел в деньга, а монеты привез в Москву, спрятал дома на черный день.