И громко добавляю:
– И, возможно, я убила человека…
Потом беру паузу и даю этим двум фразам встретиться. Ощущаю их вместе, одновременно. Я больше их не боюсь! Они сталкиваются, а потом распадаются на отдельные слова, буквы и, наконец, образуют новый узор. Он похож на дорогу. Возможно, это путь, на который я встала когда-то, но который ещё не пройден.
Не знаю, каким образом, но я понимаю, что должна сейчас что-то откопать. В буквальном смысле.
– Было бы очень кстати подбросить лопату! – обращаюсь я к призрачному миру.
Но, видимо, этот мир так не считает. Лопата не возникает из воздуха, как возникли кресло и горы. Поэтому копаю руками. Земля мягкая, податливая и немного шёлковая. Ну и хорошо, что нет лопаты, так копать – одно удовольствие. Довольно скоро я натыкаюсь на шкатулку. Открываю её. Конечно же, это новый рассказ!
Портрет Неизвестного
Эту дорогу так все и зовут – Дорога. Она необыкновенно длинная и петляет через лес, горы, долины и реки. Когда-то, в поисках счастья, люди шли из одного её начала в другое и наоборот. Их следы давно замело пылью. Но если лечь на землю и приложить ухо к земле, всё ещё слышны их шаги.
Вера и Нино живут недалеко от Дороги. Теперь сюда можно приехать на машине – погулять, побыть на природе.
Подруги идут, весело болтая. У Веры с собой цифровой фотоаппарат. Она делает портреты травинок, кустов, цветов, облаков. Их обволакивают дурманящие голову летние запахи, они молоды, им хочется жить.
– Кажется, белка! – говорит Вера и показывает Нино на мелькнувшую тень.
В этот момент перегородка между мирами внезапно истончается и становится почти прозрачной. Настолько прозрачной, что из одного мира можно увидеть другой.
Вера обращает внимание на странную группу камней, за которыми исчезла тень.
– Ммм… – произносит Нино, полузакрыв глаза.
Нино и Вера считают, что странные вещи лучше разглядывать сквозь ресницы. От этого становится видней их характер.
– Ммм… – произносит ещё раз Нино. – Что-то есть в этих камнях… Такое…
Что именно, Нино не может описать. Вера тоже, но она любит странные вещи. Она делает портрет камней, портрет травинки перед камнями, портрет Нино.
Они садятся на привал недалеко от камней, чтобы смотреть на них и чувствовать их тайну.
– Три? – удивляется Нино, когда Вера достаёт бутерброды из своего рюкзака.
– Три… – удивляются они вместе, когда Нино кладёт рядом с бутербродами три варёных яйца.
Обычно они не обсуждают, кто что принесёт из еды, а просто берут всего по два: два яблока, два кусочка пирога, два печенья. Но сегодня, не сговариваясь, каждая принесла всего по три.
– Это для кого-то ещё, – шутит Вера.
Ближе к вечеру они возвращаются к машине. Вера делает последние портреты: сломанной ветки и тонкой руки Нино, протянутой в небо.
Нино в этот раз за рулём. Пока она меняет обувь на более удобную, Вера пролистывает сделанные фотографии.
– Эту выкинуть, эта ничего… – бормочет она и вдруг замирает.
Она протягивает камеру подруге:
– Ты видишь то же, что и я?..
Нино тоже замирает. В том самом месте, где мелькнула тень – среди странных камней, лежит голова человека. Его глаза закрыты. Или, может, полузакрыты. Будто он смотрит на мир сквозь ресницы.
– Он настоящий? – тихо спрашивает Нино.
В машине внезапно разливается густой запах табака. Вера и Нино озираются. Вокруг – ни души.
Оставшееся яйцо и бутерброд Вера и Нино закапывают под деревом. Им ясно – эта еда не для них. Они хотят стряхнуть с себя запах табака… Им кажется, всё это может быть опасным. Оказавшись дома, они зажигают свечи, окуривают себя благовониями. Они не готовы к такой встрече.
Потом Нино забывает об этом дне и уезжает в другой город – далеко от Дороги. Её жизнь полна новых встреч.
Теперь Вера ходит на Дорогу без неё. Оказавшись рядом с камнями, она смотрит на них сквозь ресницы и думает о человеке с фотографии. Она думает об историях, которые, возможно, он давно хотел кому-то рассказать, и о том, что он тоже смотрит на неё сквозь ресницы.
– А я – настоящая? – тихо спрашивает Вера.
Она ложится на землю, прикладывает ухо к земле и слышит его шаги. Шаги Неизвестного.
Мне хочется размять руки и ноги, хочется бежать. Но не от себя, а просто ради движения. В расстелившемся передо мной пейзаже я вижу небольшой зелёный холм. Он кое-что мне напомнил. В “Зелёном Луче” мы ездили на природу не только для того, чтобы закапывать себя в землю, но и для прогулок, где мы учились замечать крохотные детали мира, вроде сломанных веток или камешков с отколовшимся краем, для сбора лекарственных трав, и для других церемоний, направленных на наше душевно-эмоциональное исцеление. Однажды мы поехали в место, которое руководитель группы определила, как древнее захоронение. В эту поездку позвали только женщин. Там, на покатом кургане, каждая из нас должна была исполнить свой собственный, первобытный, танец. Женщины кружились, как юла, подтявкивали, выкручивали что-то невидимое из своих утроб, широко расставив ноги. И выли как волки. Каждая о своей боли. Руководитель сказала, что все мы обязательно должны выть. Многие после этого плакали. Когда пришёл мой черёд, вместо воя из меня вырвалось тоненькое: “Ииииии….” И вдруг я начала смеяться. Но не весёлым смехом, а пугающим, диким. Я стояла на кургане и хохотала во все горло. И очень долго не могла остановиться.