Утром меня будит звонок в дверь. Я накидываю халат и спешу в коридор. Это Олле. В руках у неё свежие круассаны. Мы идём на кухню варить кофе. За завтраком я вспоминаю какие-то детали моего визита в Вакуум, которые упустила вчера, мы смеёмся, удивляемся, строим догадки о том, зачем это Облако возникло на нашей планете и почему оно кому-то помогает найти ответ на нужный вопрос, а кого-то проглатывает, как питон кролика. Эту тайну никому пока так и не удалось разгадать.
– А вдруг я увидела свою параллельную жизнь и та Мишка – настоящая? – не выдерживаю я. – А вдруг я ей нужна там?
Лицо Олле темнеет:
– Как ты можешь ей помочь?
– Я могу вернуться в Вакуум, найти её и… – говорю я и осекаюсь. У платья Олле такой же рисунок, как на обрывке платья Йоко Оно, из музея. – Значит, и этот мир – призрачный… – на меня наваливается страшная усталость, мне кажется, что я не спала неделю.
– Такой же призрачный, как и любой другой, – ухмыляется Олле. – И такой же настоящий.
– В каком смысле? – выдавливаю из себя я.
– Ты можешь здесь остаться, – твёрдо говорит Олле. – Это твой выбор.
– Правда? – удивляюсь я. – И как это будет выглядеть?
– Так же, как сейчас, – тепло улыбается она. – Только завтра ты проснёшься и не будешь помнить ни про Вакуум, ни про то, зачем ты туда отправилась, ни про другую Мишку. Или всё это покажется тебе удивительным сном, о котором ты захочешь мне рассказать. Потом ты почистишь зубы, пойдёшь в свой книжный, потом мы встретимся, чтобы пообедать…
– И никакого Облака, висящего в наших горах, в котором можно получить ответы на важные вопросы, завтра уже не будет, потому что его никогда не было? – уточняю я.
– Никакого, – кивает она.
– А как же моя прабабка? – прищуриваю глаза я. – Она открыла свой дар благодаря Вакууму!
– Свой дар она открыла случайно, как это часто бывает с медиумами, – пожимает плечами Олле. – Всё началось с того, что она чуть не утонула… Или вот, даже ещё лучше – она никогда не была медиумом, а тебя никогда не волновало и не манило таинственное.
– Как ловко ты сейчас изменила историю, – хмурю лоб я. – И что же, если я останусь, то не буду писать и радоваться, что нашла своё призвание?..
– Не будешь, – кивает Олле. – Но, согласись, это не такая уж и большая цена. Твоим призванием будет счастливая, спокойная жизнь.
Какое-то время я смотрю в окно, пытаясь собраться с чувствами и мыслями.
– Отвези меня назад, к Облаку! – требую я.
– Как скажешь… – вздыхает Олле. – Только нет никакой нужды ехать.
И густой белый дым начинает струиться изо всех щелей комнаты.
– У тебя ещё есть чуть-чуть времени, – говорит Олле. – Потом ворота этого мира закроются. Когда наступит момент, просто скажи, что хочешь вернуться сюда.
– Если я не вернусь… – начинаю я.
– Знаю, – кивает Олле. – Но помни – здесь тебя жду я, а там – никто.
Потом она подходит и быстро засовывает мне что-то в карман халата:
– На случай, если я тебя не увижу.
Глава четырнадцатая
Я опять плыву в облаке. Но недолго. Споткнувшись обо что-то твёрдое, я падаю и растягиваюсь на полу. Этот антикварный паркет я уже видела. Всё ясно, это музей. Теперь на мне не халат, а все тот же плащ. Ощупываю карманы. Все листочки с рассказами на месте. Теперь к ним присоединился ещё один. Это то, что дала мне Олле. Я думаю о мире, где она живёт и где, возможно, могла бы жить я. Сейчас он кажется таким же призрачным видением, каким оттуда казалось всё, что произошло со мной в моей теперешней жизни.
А вдруг это правда, и я могу туда вернуться?.. Я встряхиваю головой – но стоит ли оно того? Меня начинают раздирать сомнения.
Я уже знаю, что в таких случаях лучше всего брать паузу и ни о чём не думать. И тогда, в момент выбора, правильное решение приходит само собой – я просто чувствую его изнутри. А пока можно почитать новый рассказ. Ведь у меня ещё есть время.
Ворота открываются
– Атургапал!.. – слышит Зуля среди ночи хриплый шёпот. – Атургапал!..
Над ней склоняется тёмное лицо. Зуля вздрагивает, но вспоминает, что это её соседка по палате – Татьяна Николаевна, или, как она просит её звать, баба Таня. Баба Таня похожа на мать Зули – та же ямочка на волевом подбородке и те же маленькие глаза-буравчики.
Мать… Она растила Зулю одна, надрываясь на трёх работах.
“Я – плод любви!” – сообщила как-то Зуле одна девочка, когда они играли во дворе.