“Ты его уже любишь?” – слышу я чей-то голос и чувствую руку, которая аккуратно гладит булькающую темноту, в которой я лежу.
“Не знаю… – отвечает моя мать. – Почему-то мне кажется, это не он, а она…”
“Ты её уже любишь?” – поправляется голос.
“Не знаю… Все так ждут мальчика”, – вздыхает мать.
Голос тоже вздыхает. Видимо, и ему про это хорошо известно. Я начинаю яростно крутиться – мне хочется вырваться и уйти туда, где ждут именно меня. Мать начинает охать, видимо, ей это неприятно, и через какое-то время я затихаю. Вдруг к привычному бульканью примешивается новый звук. Я чувствую, что в моей темноте появился кто-то ещё.
– Мишка?.. – радостно кричу я.
– Привет! – говорит он. – Не крутись, это может плохо кончиться!
– Мишка, почему? – задаю я ему вопрос, который хотела задать всю жизнь. – Ведь тебя ждали!
– Ждали, – соглашается он. – Но в другом месте!
– В каком? – удивляюсь я.
– Какая разница, меня уже и там нет, – смеётся он.
Мне немного жутковато, но и очень хорошо от его смеха.
– Мишка, я по тебе скучаю… – говорю я и очень хочу его обнять, но понимаю, что это невозможно.
– Это не я решил, как всё будет… – говорит он, будто оправдываясь.
Я начинаю опять крутиться – всё-таки очень хочется отсюда вырваться и спрашиваю:
– Мишка, а есть место, где ждут меня?
– А как ты сама думаешь? – хитрит он с ответом.
– Не знаю, но хочу думать, что есть, – говорю я.
Мишка опять смеётся. Он мне ужасно нравится и сейчас вдруг становится ясно, как мне его не хватало.
– Мишка, а я найду выход? – спрашиваю я, с замиранием сердца.
– Куда ты денешься! – тепло говорит он и добавляет:
– Прощай, мне пора, меня ждут.
Брат у меня, кажется, нарасхват.
– Прощай, Мишка, спасибо, что ты есть! – говорю я и перестаю крутиться.
Но только затем, чтобы набраться сил – они нужны для того, чтобы выйти на свободу. И я это обязательно сделаю!
В мой оптимизм врывается тупая боль внизу живота. Я чувствую, что больше не живу в булькающей темноте, а прошло много лет и это она теперь живёт во мне. Совсем недолго живёт и ещё есть время всё решить. Очень сложное решение, но его необходимо принять. Быть или не быть?
От всех этих воспоминаний и переживаний становится тревожно и одиноко. Я хочу домой!
– Аааа!.. – кричу я, потому что очень хочется кричать. – Ааааа!
С этим криком я вываливаюсь сначала в белое облако, а уже из него в комнату. Опять?! Приглядевшись, понимаю, что это не музей, а совсем другое пространство. Во-первых, в музее красные стены, а здесь – синие. Во-вторых, это не комната, а целый дом! Нормальный дом с мебелью и окнами. Значит, где-то есть и дверь. Вот она! Я распахиваю её и еле успеваю замереть на пороге. Передо мной расстилается бескрайнее звёздное небо. А дом парит в нём, как космический корабль. Всё ясно… То есть, ничего не ясно, но из этого дома мне просто так не уйти.
– Что вам от меня надо? – кричу я в пустоту космоса.
На полке в прихожей стоит ваза, та самая, эпохи Мейдзи. Я хватаю её и злобно бросаю за порог.
И зачем я только пошла в этот музей? Мне хочется схватить и выбросить что-нибудь ещё. Или сломать. Я стою и жду, когда это пройдёт. Вдох – выдох, задержка дыхания. Злость отступает, но вместо неё приходит отчаяние. Что, если я никогда не смогу выбраться из этого заколдованного места? Мне хочется заплакать от ужаса и жалости к себе. Я сажусь на пороге, пускаю пару слезинок и смотрю в тёмную даль. Тёмная даль безразлична к моим страхам и переживаниям. Её настроение немного передаётся и мне.
– Ладно, придётся иметь дело с тем, что есть, – вздыхаю я и иду осматривать дом.
Глава пятая
Дом вполне симпатичный. Здесь даже есть телевизор. Интересно, он работает? Пытаюсь найти пульт. Нахожу, нажимаю на кнопку. На экране появляется то же звёздное небо, что и за дверью. Его показывают по всем каналам. А я что думала? Мне детективный сериал покажут или мультики?
Возле окна стоит письменный стол. Где-то я его уже видела… Конечно! Это музейный, тот, который “предположительно из домика Чехова в Таганроге”. На нём стоит печатная машинка, рядом с ней – стопка бумаги и хорошо заточенные карандаши. Вспоминаю, что хотела записать рассказ про Венеру и Гулю. Делать мне больше нечего, поэтому сажусь за стол, какое-то время разбираюсь, как заправлять бумагу в машинку, а потом проваливаюсь в стучащий поток слов.