Иуда остановился в самом центре храма. Высокие каменные своды, яркие цвета, плывущие в сознании единым орнаментом бытия, узкие лавочки по периметру главного входа для молящихся, ковры в отдаленных углах… все привыкли почитать Бога по-разному, но так как теперь не Бог был гостем, а люди в Доме Его, то не было ни войн, ни ссор. Каждый человек благотворил Его за жизнь – свою и близких, за радости – свои и близких, и каждый из них просил – но не за себя, а за весь мир и счастье сущего.
Иуда прикрыл глаза, чтобы музыка, звучащая отовсюду, проникла внутрь, а не убегала дальше, едва коснувшись ушей. Он задержал дыхание, чтобы слышать только мотивы и слова, только речи, обращенные к Богу, но не слышать самого себя. На мгновение мир замер, на мгновение мир перестал быть миром – нашелся его конец.
– А ведь когда-то я убил того, кого называли сыном Твоим, – не открывая рта, услышал Иуда свой голос.
– Я сам позвал к себе того, кого называли сыном Моим.
– А ведь когда-то я предал Его, рассказав им о речах Его.
– Он сам позволил тебе сделать это. Он все знал, и сам отправил тебя к людям, вершившим суд над Ним.
– А ведь когда-то меня возненавидел весь народ, что только жил по Закону Твоему.
– И тогда возненавидел тебя народ, но и сейчас этот народ ненавидит тебя.
Иуда вздрогнул, его глаза резко распахнулись, и он увидел, как сидит на коленях. Только сейчас он осознал, как прерывисто его дыхание и как обжигает его горло воздух, как благоухания отовсюду бьют в нос, заставляя глаза слезиться и выбрасывать в мир накопленные тысячелетиями слезы. Он обхватил себя за плечи, сотрясаясь всем телом, и почувствовал теплое, забытое ощущение прикосновения.
– Дяденька, вам плохо? – осторожно спросил нежный голос, и Иуда, повернув голову в сторону звука, постарался разглядеть через пелену слез силуэт маленькой девочки.
– Все… хорошо, – захлебываясь в ощущениях, которых он был лишен, произнес Иуда.
– Может, вам нужна помощь?
Иуда вспомнил все. Он не имел права забывать, и потому никогда не забывал, но именно сейчас он вспомнил все от начала до конца: о том, как узнал Иисуса, о том, как завидовали их близости остальные ученики, о том, как Иисус решил проверить верность последователей, но вместо этого оказался на кресте оставленным и одиноким.
Постепенно мир ярких пятен сменялся четкими картинами, и Иуда смог разглядеть ту, что обратилась к нему. Впервые за долгие годы он слышал в свой адрес заботливую речь. Его уже не гоняли, но это не означает, что люди стали относиться к нему иначе.
– Девочка, ты знаешь, кто я?
– Иуда Искариот, – спокойно ответила та.
– И ты знаешь, что со мной запрещено общаться?
– А кто запрещал? – девочка пожала плечами и посмотрела по сторонам. Люди молились, но изредка она замечала косые взгляды, обращенные к ним. – Бог этого не говорил, а люди такое запретить не могут.
– Но…
– Пойдем на улицу? Здесь слишком много людей, и потому я почти не чувствую Бога.
Иуда поморщился, не понимая, что хотела сказать этим девочка, но запахи и цвета вновь приняли безликую, отчужденную от него форму, а потому находиться в церкви стало так же невыносимо, как и на улице или где бы то ни было еще. Встав на ноги, он вышел вместе с девочкой из храма на улицу, где бушевал в те минуты сильный ветер, хотя судить об этом Иуда мог только по взлетевшим вверх длинным волосам стоящего рядом ребенка.
– Зачем ты заговорила со мной, если знаешь, кто я?
– Скоро похолодает еще сильнее, – не замечая его слов, девочка куталась в старый длинный плащ. – Идем в парк? Там сейчас совсем никого нет, мы можем поговорить наедине с Богом.
Иуда вновь не понял смысл сказанного, но пошел. Он чувствовал силу рядом с этой девочкой, чувствовал ее свет. Тогда он пошел за Иисусом именно из-за света, не зная еще, что тень, отбрасывая от свечи, намного слабее той, что находится возле того же предмета при свете солнца. Он не хотел темнеть, он лишь был тенью, узнавшей солнце после множества лет, проведенных у света лампад.
– Как давно ты знаешь?
– Уже пару дней: не зря ведь птиц почти не осталось.
– Я хотел спросить: как давно ты знаешь обо мне?
Девочка неожиданно села на одну из скамеек, тянущихся длинным рядом вдоль аллеи, по которой они шли уже какое-то время. Ее движение было спонтанным, и потому она широко улыбнулась, понимая, что нашла самое прекрасное место: отсюда можно было смотреть и на фонтан, который до сих пор не выключили, и на яркие деревья, одетые на удивление празднично, весело для такой погоды.