Выбрать главу

– Почему-то я вспомнил своего дедушку. Он был буддистом… кто-нибудь еще знает про буддизм? – все, кроме Колибера (тот – нахмурил брови) отрицательно покачали головой. – Что и странно: официального запрета на религию у нас нет, но никто ничего не исповедует; запрет на убийство (кроме военных действий и зала суда) у нас есть… то есть был, а его как раз не все исполняли. Так вот, до того, как он стал буддистом, только изобрели способ анатомо-физиологического тестирования головного мозга, на 98% показывающего склонность к успешной военной службе. И знаете, какой результат был у моего дедушки? Потенциальный убийца! Да, у него, может, и мозг убийцы, но он ни разу не убил ни одно существо! Представляете, он даже не пошел на войну!

– Его не отправили на фронт при том, что он потенциально один из лучших солдат? – возмутился Колибер. – Как такое возможно?

– А вот так! Мой дедушка оформил пакет документов, указав в графе причины – вероисповедание. Кажется, уже тогда возникало много вопросов о том, что это значит… но ему в итоге предложили альтернативу, и он, как истинный буддист, так и не убил ни одно живое существо: он заперся на чердаке нашего дома еще до моего рождения и почти сорок лет провел в медитации.

– Что такое медитация? – спросил Юндекс.

– Я и сам не знаю – мне родители рассказывали.

– А к чему ты это вспомнил? – спросила Неодна.

– Мой дедушка умер, когда мне было двадцать пять лет, но будь он жив сейчас – интересно, что бы он сказал про возможность массовых убийств?

– Что это лучший способ избежать войну, – Колибер встал на ноги. – а вам, дорогой Осмир, и вовсе должно быть стыдно говорить о предрассудках прошлого. «Наше дело – настоящее, а прошлое и будущее – не наше дело».

– Колибер, откуда у вас такая неприязнь к прошлому?

Вопрос Юндекса что-то задел внутри Колибера, и тот, отвернувшись от собеседников, медленно дошел до барной стойки, облокотился на нее и посмотрел в потолок. Когда он повернулся обратно к людям, те увидели едва заметную гримасу боли: кажется, он никогда раньше не думал об этом, но что-то ужасно неприятное всплыло в его памяти сейчас. Никто из присутствующих не хотел торопить поток его мысли, и потому Колибер думал, вспоминал, анализировал все, что было с ним до деления Единым президентом земли на две части по экватору, из-за чего начались бесконечные войны. Он вспомнил, как целый мир был един, и как он, Колибер, будучи шестнадцатилетним юношей, пошел в университет, чтобы достичь положения секретаря Единого, чтобы помочь всему миру, чтобы стать… кем же он хотел стать тогда? Когда смерть стоит к нам вполоборота и ее лицо уже обретает какие-то черты, все, что нам остается – это признать, что в жизни мы не имеем ничего, кроме индивидуального опыта, который мог травмировать, сломить или изменить нас, того самого опыта, благодаря которому мы и прожили жизнь так, а не иначе. И только близость смерти помогает нам понять многие вещи про самих себя.

– Когда мне было 14 лет, – наконец, Колибер начал говорить вслух, – отец подарил мне наручные часы. Я очень долго мечтал о них, и делал все возможное, чтобы получить: я работал, отдавая все деньги родителям (они шли на еду и жилье), я усердно учился, проводя единственные свободные часы в библиотеке, а по ночам занимался спортом, чтобы мое тело было готово к новой работе. Моя мама всегда хотела, чтобы я добивался всего сам: в детстве она не пускала меня гулять с друзьями, пока я не сделаю такое-то количество отжиманий, наклонов или подтягиваний. Меня никогда не баловали, но в день моего четырнадцатилетия отец признал меня достойным носить часы, – Колибер посмотрел на свое запястье, на котором часов уже не было – они остались в баре, где он познакомился с Юндексом. – Самое отвратительное в этой истории то, что в тот же год я снял свои первые часы. Не потому что мне надоело следить за временем, хотя и не без этого. Все дело в том, что я стал человеком, который ценит время не потому, что оно может закончиться, а потому, что оно попросту у меня есть. Какая разница, приду я на работу на 2 минуты раньше, или на 3, если я, во-первых, не опоздаю, а во-вторых, приду на работу? И какая разница, пришел ли я вчера на 5 минут раньше или на 10, если это было вчера и мне этого уже не изменить?

– Но если бы ты опоздал… – начал было Юндекс, но тут же Колибер перебил его.

– А если бы я опоздал, то получил бы выговор или снижение платы за работу, но этот опыт не отменяет того, что я могу опоздать когда угодно и сколько угодно раз, иногда – по своей вине, иногда – нет. Можно в сотый раз лезть в одну петлю, пока не попадешь в окошко времени, где никто не придет на помощь. И это с одним человеком, а что можно сказать о человечестве? История – непрерывный поток событий, остающийся вдалеке. Ее не изменить. И опыт не дает нам ничего, кроме самого опыта. О том, что после опоздания будет наказание, можно договориться до того, как кто-то опоздает в первый раз и будет наказан.