Тихо лыбится люлей сладкою.
Ох, ты, кесарево!
Ох, ты, бесарево!
Эх, взнуздали бы бедра дланью,
Да зазвали бы бабку Маланью,
Да гнали б гнедого коня,
Да чтоб не споткнулся у пня.
Не пришлось бы выей крутя
Причитать о чёрном дитя.
Приняли бы белое
Да не загорелое.
Туманы, дурманы, всполохи.
Прозевали ночь, дурни, олухи.
Раскуражилась, темна бесина,
Жемчугами луну обвесила,
Мелким бисером звезды ссыпала,
Нам на головы лихом выпала.
Ох, и месиво,
Ох, ты, бесьево.
Эх, да стали бы в изголовие,
Да прорвали бы вымя коровие,
Лили, лили на голову лешему,
Да поили бы конного, пешего.
Отбелили бы черного ворона
И пустили б его на все стороны.
То-то было бы дело,
Вот бы было бело.
Терема, закрома, закорючены.
У рассвета чертоги навьючены,
Жарка греет перина. Испарина
Как от змея идет Тугарина.
Солнца-карапуза родня
Красит розовым пузо дня.
Ох, и марево!
Ох, и жарево!
Кабы знали мы все заранее,
Приложили бы много старания,
Картузом бы небо накрыли
Да раздали бы каждому крылий,
Чтоб летели в сени соколом
И ложились бы тени около.
Вот бы было песенно,
Хоть и околесина.
Ботало, мотало, полосы.
Куда вы, наши колосы?
Что посеяли рано по́утру,
Все к полудню летело по́ ветру.
Бабы ведрами их собирали,
Лишь о грабли платья порвали.
Ох, и ветрено.
Ох, и ведрено.
Эх, собрать бы небесную рать
Да заставить их все подбирать,
Чтоб зерно смолотили нагайками,
Ну а мы б веселили их байками.
Нам цепами лишь бить по баклуше,
Чтобы уши тряслись у макушек.
Ох, тяжело без крыл реять,
Да кабы не жать и не сеять.
Сопаты, лопаты, бороны.
Летят в слободку вороны,
Чтоб удои коровьи вылакать,
Чтобы слезы вдовьи выплакать.
Чтобы дня спины натруженны
Были к ужину отутюжены.
Ох, мычим, мычим,
С воем, вымучим.
Кабы знали мы наперед,
Собрали б честной народ,
Каялись бы, душу бороня,
Просили б прощенья у дня,
Замолили б грехи по мере сил,
Чтобы жить потом в новой ереси.
Эх, все-то по-нашему,
По-верхтормашьему.
—
Мы дудели вам на свирели,
Не артачились, аж сопрели.
От Калязина до Осташкова
Все по грязи шли по ромашковой.
Где мы пели – коноплю не веяли,
Где мы спали – хлеба посеяли,
Распахали поле горошково,
Чтобы было все понарошково.
Чтобы ели вы эти горошины,
Вспоминали бы скоморошины.
Будет с нами Бог
Медведица ковшом
Небо вычерпала,
Луна голышом
Алым в вечер пала.
О, звезд недочёт,
Судеб вычет дан…
К северу – Юг течет,
К западу – Вычегда,
Суходольна и пошехонна —
К востоку Сухона.
Растеклись Двиной
Вод холодных течи,
Приплывает Ной
На ковчеге млечен.
Тварь там всякая
Парно копытится,
Рыча и крякая,
Всё не пресытится.
Ной лозу пустил
По Лузе и Виледи
И мостил настил
Крылом на вылете.
С младенцем спящим
Колыбель качая,
Над леса чащей
Нас привечая.
Не Иафета род
Корни пустит здесь,
Не лесной Нимрод
И не меря, весь.
Филадельфии дух,
Тут начатится,
Сердцем кто не глух —
Озадачится.
В наши грешны дни,
Как во время оно,
Маяков огни
Светозарят лоно.
От Мезени и Канина
До Онеги и Вытегры
Слёзы молоканина
Духоборно вытекли.
Время мерит шаг,
Скрипя подошвами.
Гроздь отбив атак,
Прыснет дождь на мир.
Колесо эпох
Мреет спицами,
Будет с нами Бог
Яснолицыми.
Ожидающий рай
О, зимарь —
по нутру,
не кемарь
по утру,
где вздыхает Онега
как псарь
на ветру.
Киноварь
на щеках,
и оленьего снега
в слюдяных свинчаках
с самоедного брега,
понашлют лопари.
Пот с лица оботри,
Пол-ведра нашамань,
пол-ноги обопри,
и кропи глухомань.
Не замай, не дыши
на сосулек хрусталь.
В них как ветер с вершин
отражается Грааль.
Пусть воротит с души,
и пропиты шиши,
обагри, задари,
отрешись и замри.
Не видать берегов
На полотнах снегов,
В жемчугах желтоглаз
мутных лун верхолаз.
С Соловков круговерть
крутит за косу смерть.
Будут плыть рыбари,
ветре при, до зари.
Кто долез
до небес —
Солнце сетью тяни.
Чу, полярную ночь —
чуда дочь —
хорони.
Тут Архангела всюду
ступала стопа,
прямо к чуду
от чуди и веси тропа.
Наподдай, поделом,
намети помелом,
и до времени скрой
Грааля светлый настрой.
То́пи гладью озёр
занавесятся,
жги костер
из сестер
полумесяца.
Ожидающий рай,
спящий севера край,
ясной к Богу
душой присоседится.
Освети нам дорогу
Большою медведицей,
и к порогу
веди гололедицей.
«Не горит душа пожелтевшим днём…»
Фёдору Чистякову
Не горит душа пожелтевшим днём,
Да натянута грудь тетивинами.
Горечь дней напотевшая лошадьём
Тихо преет в гуртах под овинами.
Как прошлися по мыслям тут бороны.
В мужа, охолонув, малолеточку.
И раздумий лопатились бороды
Со Христом, во в Крестах, с небом в клеточку.
Как рука с небосинья протянута,
Бесы выпороты, духом схвачены,
Развернуло жизнь, да не в яму-то,
Люты вороги киснут у Гатчины.
Жизнь куда милей коски смертушки.