Я взобрался на груду камней и осмотрел море. В отдалении стояли два корабля странной конструкции, какой я никогда раньше не видел, не такие, как в елизаветинские времена. У них не было высокой кормы и бака, и выглядели они, как мне показалось, гораздо проще и практичнее. С палубы поднимались клубы дыма, и над водой раздавались слабые крики.
— Один из этих кораблей берет другой на абордаж, — произнес я вслух, и звук моего голоса, эхом разносящегося по пустынному берегу, показался очень странным. — Я отдал бы несколько золотых дукатов, которые должны быть там, в трюме «Безжалостного», за место на борту любого из них, потому что мне нужна хорошая жаркая схватка, чтобы согреть мое окоченевшее тело. Ха, кто они, те, что плывут сюда? Беглецы и, кажется, проигравшие? Интересно, какой они нации? Ах, если бы только это были испанцы!
Последние слова вырвались у меня при виде шлюпки, которая отплыла, переполненная людьми, от борта большего судна, стоявшего ближе к берегу.
Они вошли прямо в бухту, и, когда шлюпка коснулась берега, я побежал взглянуть на них. Несомненно, моя молитва была исполнена, я уже видел что-то вроде этих черных бород, острых глаз и смуглой кожи. Как только киль коснулся берега, из лодки выскочил человек с веревкой в руке и остановился, ошеломленно глядя на странную фигуру, шагавшую к нему из-за скал.
Он осенил себя крестным знамением и выдохнул несколько отрывистых слов, в которых я сразу же узнал тот ненавистный испанский язык, который в последний раз слышал в тот самый ужасный день всех моих жизней.
Это были последние слова, которые он произнес. Он был испанцем, а значит, моим врагом. Я подбежал к нему, на бегу выхватив меч. Одним резким ударом я рассек его от плеча до позвоночника, и когда он упал на окровавленный песок, я выкрикнул старый боевой клич крестоносца «Св. Георг и веселая Англия!» и одним прыжком запрыгнул в самую середину переполненной лодки. Там я принялся размахивать быстрым клинком, то рассекая череп, то посылая в воду поднятую руку, пока то, что осталось от перепуганных негодяев, не попадало за борт, и я не остался один в лодке с теми, кого уже зарубил.
Мной владела прежняя боевая ярость, и короткая схватка только разгорячила меня, так что я взял весло, оттолкнул лодку и поплыл к двум кораблям, в то время как те испанцы, что остались в живых, разбежались и попрятались в скалах, думая, что на них несомненно напал какой-то демон.
Я был уже на полпути, когда глубокий, приглушенный грохот прокатился по гладкой воде в мою сторону. Я обернулся и увидел огромное серо-голубое облако, лежащее на море, с ярко-красным отблеском прыгающего под ним пламени. Потом пламя исчезло, и когда облако дыма рассеялось, на воде не осталось ничего, кроме нескольких темных плавающих обломков. Я въехал на лодке в самую середину их и не нашел ни одного живого существа. Оба корабля взорвались, и победители с побежденными вместе ушли в пучину. Я греб среди обломков добрый час и видел, как один за другим на поверхность поднялись два десятка изуродованных, почерневших трупов, но ни одно живое существо не вернулось из глубин, и я был один в лодке посреди неведомого моря. И все же, оно не было мне совершенно незнакомо, потому что это было то самое море, через которое бедный «Безжалостный» прошел, гонимый бурей, чтобы уложить меня на мое последнее пристанище, и так как солнце клонилось к западу за моим островом, у меня было достаточное представление о направлении, чтобы, когда я поставил мачту и поднял парус, который нашел в шлюпке, с некоторой уверенностью направить ее на северо-восток, где, как я полагал, лежали берега Европы. Всю эту ночь я шел под парусом с попутным ветром по спокойному морю, и на рассвете с радостью увидел судно, несущееся на меня по воде под горой белоснежной парусины. Я поставил лодку по ветру и встал поперек пути судна, вспоминая тот далекий день на Ниле, когда в меня врезался корабль молодого Ивара. Не прошло и получаса, как меня подобрали, и я снова оказался в мире живых людей.